Его дом – лабиринт идентичностей. Мать Летиция бьёт посуду, вспоминая, как французы растоптали независимость острова. Отец Карло, адвокат-приспособленец, учит сына целовать руку губернатору: «Мы теперь французы, Набулионе. Забудь диалект – говори на языке Вольтера». В кадре – семейный ужин. Вилка Наполеона яростно колит карту Франции, нарисованную на скатерти. За окном – закат, окрашивающий море в цвет ржавчины, словно остров истекает кровью.
Смерть Карло в 1785-м – не драма, а хлопок дверью. Наполеон, 16 лет, стоит у гроба, где отец лежит в французском камзоле с корсиканским гербом на пряжке. Ни слёз, только холод: «Он предал остров, чтобы стать рабом Парижа». Кубрик добавил бы звук – скрип телеги, увозящей гроб, и крик чайки, похожий на смех.
Той ночью мальчик сжигает дневник отца в костре из учебников по этикету. Пламя лижет слова «верноподданный», пепел оседает на мундир военной академии. Силуэт Наполеона на фоне огня сливается с тенью орла, выцарапанной им на скале. Голос за кадром, как в документальной хронике: «Бунт начинается не с выстрелов. Он начинается с тихого щелчка – когда внутри ломается шестерёнка под названием принадлежность».
Здесь, среди пепла, рождается его формула: «Чтобы выжить, я стану Францией. Но чтобы победить – уничтожу её». Позже он назовёт это «стратегией», но пока это просто зуд в кулаках, который не снять ни молитвами, ни шахматами.
Бриенн-ле-Шато, 1784. Военная академия – серая крепость, где воздух пахнет чернилами и подавленными слезами. Двенадцатилетний Наполеон, «корсиканский крот» в слишком широком мундире, стоит в строю новобранцев. Его фамилию – Буонапарте – учитель произносит как плевок: «Бона-парт… партия чего? Сырных крошек?». Смех кадетов гуляет эхом, будто пушечные залпы. Кубрик бы показал это через искаженный широкоугольный объектив: лица сверстников растягиваются в гротескные маски, а Наполеон – маленькая чёрная точка в центре кадра, неподвижная, как мишень на стрельбище.
Ночью в казарме, когда другие спят, он вырезает ножом карту Корсики на внутренней стороне шкафчика. Стружка падает на учебник по французской истории, открытый на главе «Великие победы Людовика XIV». Его койка – остров в море враждебности: кадеты подбрасывают ему в суп лягушачьи лапки, шепчут «гражданин вшивый» и рисуют на его тумбочке виселицу. Но он не плачет. Вместо слёз – цифры. Он считает шаги до столовой (ровно 214), высчитывает угол падения света в классы (52°), запоминает слабые места каждого обидчика. «Армия – это уравнение, – пишет он матери. – Я стану его решением».