– Возьми. И… как звать?
– Ванькой…
– Ванька. – Петр усмехнулся. – Тезка Долгорукова.
Вечером в покоях Остермана, где на полках стояли фолианты Вобана и труды Лейбница, канцлер тыкал пальцем в карту Балтики:
– Ваше величество! Шведы уже в Ревеле корабли чинят. Артиллерия наша – ржавые пушки времен Нарвы!
– Ну и что? – Петр щелкал орехи серебряным молотком.
– Позвольте вызвать из Голландии инженеров…
– Довольно! – Петр вскочил, опрокинув стул. – Дед ваш Лейбниц – скучища! Лучше скажи, где взять кречетов для соколиной охоты?
Когда хлопнула дверь, Остерман достал из стола миниатюру – портрет Петра I в латах Полтавской битвы.
– Прости, государь, – прошептал он, – не уберег…
А в полночь, когда Долгоруковы устроили в банях «венчание» Петра с цыганкой Марусей (шутили, будто это репетиция свадьбы), по Москве-реке плыл плот с горящим чучелом – старый обряд изгнания чумы. Пламя отражалось в окнах дворца, где на столе забыли письмо от Евдокии:
«…А ежели душа твоя не вразумляется скорбями, вспомни, как дед твой на Азовской стене, раненый, знамя держал. Неужели ты – его кровь?»
Но Петр не читал. Он смеялся, обливаясь шампанским, пока цыганки пели про «Ясного сокола» – ту самую песню, что распевали стрельцы перед казнью в 1698 году…
В сияющих палатах Кремлевского дворца, где некогда гремели торжества и раздавались звуки труб, ныне царили иные забавы. Петр II, увлеченный охотой и празднествами, предал забвению государственные дела, поручив управление страной князьям Долгоруким.
Дворянское общество разделилось: одни, следуя за молодым монархом, предавались увеселениям, другие же, умудренные опытом, втайне печалились о судьбе державы. В пышных залах вельможи блистали нарядами, украшенными золотым шитьем и драгоценными каменьями, дамы щеголяли в платьях французского покроя, а кавалеры щеголяли в камзолах с кружевными жабо.
Быт простого народа тем временем приходил в упадок. Крестьяне, измученные поборами и непосильными повинностями, все чаще поднимали головы в надежде на лучшее будущее. В деревнях и городах зрело недовольство, переходящее в открытые волнения.
Александр Меншиков, некогда всесильный фаворит Петра Великого, ныне находился в опале. Изгнанный из столицы, он жил в своем имении, где проводил дни в размышлениях о былом величии и утраченной власти. Его дочь Мария, некогда просватанная за юного императора, теперь горько оплакивала разрушенные надежды.