– Боженька, пусть она вернется! Пожалуйста! Боженька, не забирай ее у меня! – шептали губы.
В те годы в школах было запрещено посещать церкви и отмечать религиозные праздники. Я была старостой класса несколько лет. Каждую Пасху в мои обязанности входило следить, чтобы на второй день никто не приносил крашеные яйца и куличи. Их приносили все и прятали в партах. Это походило на игру. Она могла нам обернуться школьным собранием, на котором вызывали таких ребят на сцену и клеймили как темных, недоразвитых сектантов.
В ту ночь я ощущала себя потерянной, заблудившейся в непроходимом лесу. Чтобы брат не услышал, ушла в кухню, за штору у печки. Там, в темноте, смогла плакать и молиться, вспомнив один давний эпизод.
Произошло это за два года до маминой болезни. Воскресенье. Я одна в чисто убранной комнате. В руках пяльцы. Я вышиваю яркий букет цветов. Такое у нас домашнее задание по трудам. В комнату входит бабушка и замирает в негодовании.
– Ты что делаешь?
– Вышиваю! – я радостно сорвалась с места, чтобы показать свое творчество.
– Не смей сегодня шить. Большой праздник! – закричала она и меня оттолкнула.
Она всегда казалась мне молчаливой и злой. В тот день я еще больше убедилась в этом. Мне захотелось сказать, что она плохая. Но…
– А что вы мне сделаете? Я хочу и буду шить, – вырвались слова в ответ.
– Не смей! Сегодня нельзя. Бог накажет тебя! – она кричала.
– Бог? Нет никакого Бога. Нам в школе все рассказали, – наступала я с ухмылкой.
– Не сме-е-ей так говорить! – ее лицо стало красным.
– А что он мне сделает? – я громко смеялась. Мне казалось бабушка сошла с ума. Ее лицо окрасилось в багряный цвет. Руки тряслись. – Вы в школу не ходили, наверно. Вот и …
Из сумки она швырнула охапку изношенной детской одежды, которую забирала, чтобы пришить заплатки.
– Вот ваше дрантье! Не-е-ехристи! – закричала бабушка и ринулась к выходу.
Хлопок закрывающейся двери прозвучал, как оглушительный взрыв. Как прямой удар молнии, он оставил подо мной выгоревшую яму. Я стояла и смотрела на раскиданное тряпье.
И вот сейчас я в темноте, словно на пепелище. Вокруг меня, на многие километры, никого. Чувствую запах гари. От холода по телу пробегает мелкая дрожь. Я молюсь.
– Боженька, верни нам маму! Боженька, если ты есть… Если ты есть… Пусть она вернется! – я, сидя у печки, то умолкала, то плакала. Всю ночь. До рассвета.