Андрей вжался всем телом в жижу. Он никак не мог отдышаться после очередной перебежки, хрипел, не замечая, как мутная, чвакающая жижа забивает рот и ноздри. Каждой клеточкой живого тела он чувствовал ее. Плеть из расплавленного свинца, огромная и неотвратимая, сворачивалась и свистела прямо тут, на волосок от спины и затылка. Вот-вот она подденет и его, как только что спасший его сгусток грязи. Чертовой глиной покрыто все здесь. Вокруг высоты 200. Раскиснув в бездонных хлябях июльской слякоти, она превратилась в растекшееся болото, в котором беспомощно вязли и сапоги, и саперные лопатки. Только выгребать…
Противник будто читал его мысли. Раскатистый гул проклюнулся в грохоте боя. Ухало не залпом, а по очереди, стремительно наполняя пространство скрежещущим ревом. Тяжелые немецкие гаубицы… Жуткое и протяжное нарастало, изжевывая барабанные перепонки, пронимая до самых кишок. Казалось, все окружающее пространство сворачивается в тупоносое, неотвратимое нечто, которое несется прямо в тебя, прямо в тебя…
Разрывы, прошив землю судорогой, легли один за другим позади, возле траншей, подбросив Андрея и обрызгав очередной порцией жижи. Немцы почему-то сместили огонь своих чудищ вглубь, ближе к окопам. Не успели стихнуть гаубичные разрывы, как вновь заработала легкая артиллерия и минометы. Сколько ж у них боеприпасов? Ротный вчера говорил, что подвоз у них четко налажен. Обоз расположился в Букове, всего в нескольких километрах в тылу немецких позиций. Это и без ротного, и без разведки понятно. Сыплют и сыплют, как будто недержание у них свинцовое.
Оттуда, с высоты 200, на Аникина наваливалась лавина звуков, и каждый из них означал одно – смерть. В этом месиве, кажущейся какофонии, слух Андрея автоматически вычленял стройные партии оркестровки боя. Нестройно гудела легкая артиллерия. Вслед за пулеметом раздался вой, не такой мощный, как утробный рев тяжелых 150-миллиметровых орудий, но слышать его было невыносимо. Шестиствольные минометы. Не зря в роте его звали «скрипкой». Звук заунывно звенел погребальной, траурной нотой, словно вел смычком по обнаженным нервам, суля неминуемую похоронку. Но минометные залпы тоже легли далеко за спиной. Переждав «скрипичные» залпы, опять, еще более остервенело, заработал крупнокалиберный пулемет. Спохватился, гад. Снова просвистела свинцовая плеть, превращая его в кусок обездвиженной глины.