Арина села на пол, обняла колени. Шёпот вернулся. Тот, что был в зеркале. Тот, что повторял одно и то же:
– Прими. Прими. Прими.
Она закрыла глаза. И почувствовала, как стены рядом с ней дышат в такт её сердцу. Из глубины дома будто донёсся тихий звон – не от телефона, а от чего-то древнего. От памяти, звавшей её вниз.
Письма лежали молча. Но они уже говорили. Через строки, между ними. Через имя, которое снова стало её.
И Арина – или Ася – впервые не захотела, чтобы это исчезло. Что-то в ней уже приняло приглашение. Что-то в ней уже начинало отвечать.
Глава 5. Комната за шкафом
Арина проснулась от ощущения, будто в квартире кто-то ходил. Звук был лёгкий, как скрип паркета под тапочками – почти уютный, если бы не происходил в три часа ночи. Было в нём что-то размеренное, будто шаги знали, куда идут, и кто там ждёт.
Она сидела на диване, не включая свет. Только экран телефона, слабое свечение, будто защита. Но когда она открыла галерею, чтобы проверить, не сделала ли случайно фото, она увидела там новое изображение. Оно было размыто, тёмное, но на нём явно была её гостиная. Только вместо кресла – фигура. Женская. Стоящая спиной.
Она не делала этого снимка.
Сердце стучало гулко, как будто в груди поселился метроном. Она закрыла фото, но телефон стал вести себя странно: экран мигал, и в левом верхнем углу появлялось уведомление на неизвестном языке – закорючки, символы, нечто, что выглядело как язык сновидений.
Экран начал сам открывать приложения – почту, музыку, камеру. И в один момент включился диктофон. Запись началась без её участия. Через несколько секунд из динамика раздался тихий женский голос:
– Я помню тебя.
Арина выронила телефон. Он тут же погас. Только слабый свет от улицы пробивался сквозь шторы. Но даже он казался чужим, как будто не светил, а смотрел. Стена напротив как будто дрожала от напряжения – будто внутри неё собиралось нечто, готовое выйти наружу.
Спустя полчаса Арина решилась проверить спальню. За шкафом она чувствовала сквозняк. Он исходил с той стороны, где была глухая стена. Или казалась глухой.
Шкаф тяжёлый, старинный. Под ним скрипел паркет, и когда она потянула его – неожиданно легко сдвинулся. Под ним – не обои, а дверца. Узкая, с латунной ручкой. Без ключа. Но открывалась. Холод ударил сразу.
За дверцей – проход. Узкий, как щель между страницами. Он вёл вниз. Каменная лестница, ступени стерты. Запах – сырость, пыль, и чуть-чуть – лаванда. Та самая, что была в шале, висевшей на спинке кресла в первый день её приезда. На ступенях лежала перчатка. Женская. Кожа старая, потрескавшаяся, но внутри – тепло, как будто её только что сняли.