– Мантию? – округлил глаза Гомберг.
– С капюшоном!
– Где я ее возьму?
Ответом была хлопнувшую дверь. Бесцеремонный гость покинул гримерку.
Через два дня около полуночи Борис Абрамович Сосновский вошел в Концертный зал через дверь служебного входа. Его встретил Гарри Гомберг в мантии, позаимствованной у артиста оперетты. Просторная мантия сидела мешком на невысоком органисте и волочилась по полу.
– Ну и задачку вы мне дали, но я справился. Это было не просто, – слащаво затараторил Гомберг, но Сосновский приложил палец к губам, велев молчать, и прошел в зал.
В эту ночь в Концертном зале они были вдвоем: один исполнитель и один слушатель. Сосновский занял привычное кресло в центре зала, Гомберг на скамье за органной кафедрой.
Зазвучала музыка. Сосновский узнал мелодию. Та же токката, которую он слушал здесь впервые и которую потом записал на магнитофон. Он хорошо помнил свои необычные ощущения от тайных концертов и ждал подобный эффект сегодня. Время шло. Гомберг старался. Повторяющаяся лирическая мелодия завершилась мощным финалом. Звуковые волны еще некоторое время дышали в храме музыки, потом рассыпались прахом.
Борис Абрамович ждал ощущения сладкого транса и освежающего пробуждения, когда после концерта оказываешься другим человеком. Но ничего не происходило, волшебный эффект не наступал.
Гомберг развернулся, промокнул платком вспотевшие виски и вопросительно посмотрел на единственного зрителя. Сосновский удрученно покачал головой:
– Я ничего не чувствую.
– А что вы должны чувствовать?
– Душевный подъем. Вдохновение!
Заслуженный органист часто объяснял обывателям азы музыкального искусства, рассказывал про самый сложный музыкальный инструмент и посчитал, что придирчивому слушателю не хватает знаний. Он подошел к краю сцены и принялся объяснять:
– В переводе с древнегреческого, орга́н означает «орудие», «инструмент». И действительно это музыкальное орудие способно ранить вас в самое сердце и завладеть душой.
Сосновский раздраженно выкрикнул:
– Я должен владеть бездушным инструментом, а не он мной!
– Бездушный? – обиделся органист. – У орга́на есть сердце – это мотор, есть легкие – это мехи, его голос – трубы, а мозг – вот этот сложный исполнительский пульт! Как у каждого человека он индивидуальный.
– Мой мозг не получил заряда вдохновения.