Я кивнул.
Давид.
Наверное, красивый. Типичный. С тем лицом, которое выбирают не сердцем, а инерцией.
Проблемный. Таких сначала любят – как вызов, как искру. А потом выгоняют. Когда уже слишком поздно. Когда он уже успел всё испортить.
Я знал этот тип. Потому что слишком часто был им сам.
Значит, она не просто здесь.
Она – в бегстве и я знаю этот маршрут. Знаю, как догонять тех, кто бежит не от меня – но прямо ко мне.
Потому что такие не прячутся. Они ищут, кому доверить боль. Хоть на ночь. Хоть на выстрел.
Я повернулся к окну.
И в этот момент понял: море мне сегодня больше не нужно.
Потому что буря только начинается.
И она – не снаружи.
Она – уже здесь.
– Что ты ещё знаешь о ней? – спросил я спокойно. Ровным голосом.
Так, будто интересовался вином, а не женщиной, которая смотрела на меня так, как смотрят на пятно на белоснежной скатерти – с раздражением. С желанием стереть.
Нико усмехнулся. Расслабленно – но с осторожностью. Как будто держал в зубах тонкую нить, и знал: одно лишнее слово – и всё порвётся.
– Данте, Данте… – протянул он с лёгкой усмешкой, будто называл не имя, а диагноз. – Она тебя зацепила?
Голос звучал легко. Но в нём уже стучало: “Ты проигрываешь, брат. И ты это знаешь.”
Я молчал. Просто смотрел. Не угрожающе – нет. Спокойно. Но так, что от этого становилось жарко в ладонях. Даже если ты умеешь держать ствол голыми руками – и не дрогнуть.
Некоторые вещи не нуждаются в оружии. Достаточно взгляда.
Он сглотнул. Заговорил.
– Она работает в галерее.
– Кем? – спросил я, коротко, без выражения. Как будто спрашивал – не для себя, а для досье.
Каждое слово теперь было уликой. Даже если мы оба делали вид, что просто болтаем.
Он достал телефон. Посмотрел в него – не торопясь, без суеты, без беглости взгляда.
Не врал. Я это видел. Такие вещи – не прячутся. Они дышат в движении.
– Искусствовед. Пишет тексты. Курирует выставки. Собирает смыслы – для чужих стен. Умная. С характером. Языком, как скальпель. Острая, но не для всех. И одна. Пока.
Он произнёс это как факт. Но в голосе – сквозила пауза. Как будто «пока» было угрозой или надеждой.
Я чуть приподнял брови.
– Почему?
Голос – спокойный, как гладь воды перед падением тела. Я не спрашивал. Я ждал, когда он объяснится сам.
Иногда вопрос – просто зеркало. И не каждый выдерживает отражение.