– Пьёт. Шоты. Один за другим. Там мужики. Поддерживают. Смеются.
– Пьяна? – Я выпрямился.
– Почти. Радостная. Кричит. Побеждает.
– Побеждает?
– Шот-челлендж. Сказала: «За меня!» и хлопнула последнюю.
Я не двинулся. Только положил руку на стол.
Тихо.
Как если бы сейчас я вытащил оружие, но на самом деле – просто вспомнил, как это ощущается: держать ситуацию в руках.
– Данте, – тихо сказал Нико. – Оставь. Это её последний вечер. Завтра она уходит. Пусть… живёт.
Я встал.
Без слова.
Пошёл через зал.
Музыка уже пульсировала. Свет стал ярче, бар – шумнее.
Я увидел её сразу.
Кейт.
Стояла у стойки. Голову запрокинула. На коже – капли спирта. Бокалы – выстроены, как счёт: 1, 2, 3, 4… Последний в руке.
Вокруг – мужчины. Они смеются, касаются её плеча, поддерживают.
И она – смеётся.Широко. С хрипотцой.
– За меня! – кричит.
И выпивает.
Поворачивается к бармену.
– Ты лучший, малыш! – и тянет руку к следующему.
Энн – сидит с охраной. Что-то обсуждают. Улыбаются. Она смотрит на меня – и кричит:
– Свет! Включите свет! Это моя подруга!
Прожектор падает. На неё. На Кейт.
На открытую спину.
На плечи.
На танец, который начинается без музыки.
Она выходит в центр зала.
Каблуки стучат.
Тело – течёт, как ртуть.
Глаза – закрыты.
Она танцует, как будто хочет стереть себя. Или – родиться заново.
Я стою. И чувствую, как вся моя жизнь – сужается до этого света.
Я Данте.
Я могу всё.
Но перед этой женщиной – я не двигаюсь.
Я вижу, как она возвращается к барной стойке, и знал – что бы я сейчас ни сделал, это будет не ради неё.
Это будет ради меня.
Я стоял в углу клуба, в тени, где воздух был тёплым, плотным, настоянным на алкоголе, музыке и беспечности, – и смотрел, как женщина, за которой я никогда не гнался, но всегда держал в поле своего восприятия, начинает пить.
Она не просто взяла шот. Она взяла – вызов.
Второй. Третий.
Один за другим, как будто проверяла границы не своего тела, а моей выдержки.
Рядом с ней – мужчины, безликие, как фон, но слишком близко. Они поддерживали её, они смеялись, как будто им что-то позволено.
Я не двигался.
Я просто наблюдал. Не глазами – кожей.
Я знал каждый изгиб её спины, потому что это платье я запомнил с того момента, как она вошла в клуб.
Я знал: это не одежда.
Это заявление.
Это решение выйти за границы дозволенного – не мира, а самой себя.
Она снова выпила.