Руда - страница 32

– Слева, поди, уж Баранча вьется, – гадал Мосолов. – Едем-то верно, да без тропы как раз в непроезжую урему[5] угодим.

Кругом стеной поднимались высокие бородатые ели, румяные сосны, кружевные осины, рябина в белом цвету, сизый колючий можжевельник. Дальше лес чернел и сгущался еще больше. И птичьего щебета не слышно, – только вдали верещала кошкой иволга.

– Самые здесь медвежьи места, – сказал Ярцов и вздрогнул. – Что это мы ни одного медведя не повстречали?

– Медведи тут хозяева, верно. Как, поди, не повстречали? Да ведь он не покажется. И сейчас, может, за всяко-просто глядит на нас из-за дерева. Поглядит и уйдет – ни одна веточка не хрустнет.

– Гляди, Мосолов.

Шихтмейстер, побледнев, показывал в глубь леса.

– Что там? Не вижу.

– Теперь нету. Мне показалось. Медведь. На задних лапах.

– Ну, пусть его.

Но и приказчик, забыв о комарах, вытягивал шею, всматривался в чащу.

– Если вправду медведь, ты не скачи от него: по лесу далеко не ускачешь, догонит. Стой – и всё. Ну, не видно? Показалось тебе, Сергей Иваныч, – оно бывает, после разговоров-то. Кони бы чуяли, если что.

Только тронулись с места, шихтмейстер опять крикнул:

– Вон он!

Мосолов круто повернул коня. Вдали между деревьями кто-то приближался к ним.

– Это не медведь, – сказал Мосолов немного погодя. – Это вогул.

Манси подходил с боязливой улыбкой. На нем была одежда из звериных шкур. За плечами большой лук, у пояса колчан с оперенными стрелами.

– Пача, рума! Пача, рума! – повторял манси еще издали.

А когда подошел ближе и взглянул на неласковые распухшие лица русских, то проговорил совсем тихо и робко:

– Пача, ойка!

Рума на языке манси – друг, а ойка – господин. Мосолов по-ихнему знал мало. Манси по-русски говорил плохо. Однако разговорились.

– Зовет к себе в зимовье, – перетолковал Мосолов Ярцову. – До броду еще далеко, говорит. Едем, что ли, к нему, Сергей Иваныч? Чего коней мучить! Завтра он нас доведет до броду.

– Едем, – с радостью согласился Ярцов.

Манси шел впереди всадников, он легко перепрыгивал через поваленные стволы.

– Как тебя зовут? – допытывался Ярцов.

– Чумпин, Степан, – откликнулся манси.

– Крещеный?

– Да, – и показал маленький крестик на ремешке.

– Не страшно у них ночевать? – вполголоса спросил шихтмейстер у Мосолова.

– Нет, – решительно заверил приказчик. – Самый безобидный народ.