Один, в плаще, сотканном из мерцающих волокон, переливающихся, как жидкий свет, остановился у витрины, где дроны, парящие, как стальные птицы, предлагали новый облик: лицо без морщин, глаза цвета заката, голос, звенящий, как хрусталь. Его звали Эйдан, некогда инженер, чьи пальцы ткали коды для энергощитов, но теперь он бродил, потеряв вкус к созиданию. Его сердце, усиленное имплантами, билось ровно, но душа тлела, как уголь, задушенный пеплом.
– Снова менять? – пробормотал он, голос сух, как шелест опавших листьев, падающих в забвение. – Я сменил лицо, голос, даже память… но пустота всё та же.
Слова, как дым, растаяли в гуле дронов, и он побрёл прочь, его тень дрожала, как призрак, ищущий дом, которого нет.
Рядом Лира, чьи волосы, струясь, меняли цвет от пурпура к серебру, сжимала сенсорный куб, чей экран мигал данными её жизни – пульс, мысли, желания, сведённые к цифрам. Она была хранителем архивов, чья жизнь текла в стерильных залах, где голограммы хранили миллионы забытых историй. Её пальцы, тонкие, как ветки, дрожали, касаясь куба, но глаза, искусственно сияющие, были пусты, как окна покинутого дома.
– Всё под контролем, – шепнула она, голос ломкий, как стекло, треснувшее под пальцами. – Я слежу за каждым битом их жизней… но кто следит за моей?
Её шаги, лёгкие, как шорох песка, унеслись в тень башни, где она мечтала о голосе, который не станет цифрой.
У колонны стоял Кай, с глазами, мерцающими искусственным нефритом, чья кожа, переливающаяся, как ртуть, скрывала шрамы старых имплантов. Он был пилотом летающих машин, когда-то влюблённым в небо, но теперь его руки, усиленные сервоприводами, сжимали воздух, не чувствуя ветра. Он смотрел, как транспорт исчезает в дымке, и память о полётах, свободных, как дыхание, жгла его, как уголь под кожей.
– Летят, а куда? – выдохнул он, слова, как дым, растаяли, не тронув никого. – Я вёл их к звёздам, а теперь вожу кругами над могилой.
Его тень, длинная, как нить судьбы, дрогнула, когда он отвернулся, уходя в дымку, где гасли его мечты.
Их голоса, слабые, как шёпот в опустевшем храме, тонули в механическом дыхании города, где каждый звук – гул дронов, шипение щитов, рокот турбин – пел гимн прогрессу, но не жизни. Прогресс вознёс их тела, но сердца их бились вяло, как маятники в часах, чья пружина устала. Подземные комплексы, укрытые толщей бетона, гудели, храня машины времени, чьи кольца ждали, чтобы разорвать ткань реальности, но их холодный свет не звал к звёздам – лишь к новым строкам в бездушных архивах.