Она не могла сказать, сколько длился этот момент – пять минут, десять, может, полфильма – всё время потеряло смысл, исчезло ощущение пространства и людей вокруг, остались только она, её напряжённое, будто обнажённое тело и эта тёплая, расслабленная рука, которая ничего не просила, не требовала, но каким—то необъяснимым образом отдавала больше, чем возможно было выдержать молча.
Когда фильм закончился, и в зале включился свет, Данила повернулся к ней и просто улыбнулся. Чисто, спокойно, как будто весь вечер они провели без единой эмоции. А она сидела, будто возвращаясь из—под воды, вжавшись в кресло, с жаром под кожей и влажными ладонями.
Она не нашла слов, не потому что их не было, а потому что любые звучали бы фальшиво, неправдой – и просто медленно поднялась с кресла, осторожно, будто каждое движение могло задеть хрупкое, едва удерживаемое внутри состояние, которое ещё не обрело имя.
Теперь она знала это слишком отчётливо, слишком ясно, чтобы продолжать делать вид, будто ничего не произошло – и не могла не чувствовать то, что уже проросло внутри, пульсируя в каждой клетке её тела.
Данила уснул быстро. Он устал – кино, дорога, непривычное напряжение. Даже зубы чистил как—то невпопад, через силу, стоя в ванной с полуоткрытым ртом и запотевшими очками. Когда она накрыла его одеялом и убрала с подушки книжку, он уже дышал ровно. Губы чуть приоткрыты, щёки розовые от тепла, рука прижата к груди, будто держит что—то важное. Она постояла у дверей, прислушиваясь, и только тогда пошла на кухню.
Чайник загудел тише обычного. Словно тоже знал: сейчас не стоит громко. Мила достала чашку, ту самую, с трещиной у края. Налила воды, добавила сахара, села за стол. Окно было тёмное, почти зеркальное. Она смотрела в него, но видела не улицу. Видела себя. Свежие следы под глазами. Усталость в плечах. И всё, что случилось несколько часов назад, вспыхивало внутри с новой силой.
Рука на колене. Не давление, не посягательство – просто тепло. Просто кожа. Но почему же тогда её бросает в дрожь от одной только мысли? Почему дыхание всё ещё сбивается, стоит закрыть глаза? Почему тело будто ожило и не хочет снова замолкать?
Она тряхнула головой, сделала глоток. Горячее – вернуло в реальность. Нельзя так. Это же просто реакция. Просто долго не было рядом никого. Ни мужчин, ни прикосновений, ни даже взгляда, в котором можно было бы раствориться хоть на секунду. Это не про Данилу. Это про неё. Про её одиночество, которое за годы прикипело к ней и стало частью дыхания.