Анечка накормила разогретыми пельменями. Предсказуемо призналась, что готовить не любит и не умеет. Я сидел с той стороны стола, с которой хозяйка никогда не садится. Там не было крошек и липких капелек застывшего варенья.
Выпив чашку выдохшегося игристого, Анечка ослабела, придвинулась ко мне, таща за собой табуретку, как деревянную ногу.
– Ну что? Нормально? Нормально тебе? – стала повторять она. – Хорошо? – Это она так заигрывала.
Я прозвонил свои отдельные органы – всё отозвалось.
Сонно подняв руку, я потрогал мешочки под её глазами. Успокоился мыслью, что любой контакт – это позитивно. Обратное – деградация.
– Давай… потихоньку, – сказала Анечка. – Постепенно только надо, и не спеши. Чего хмурый? Ну, вперёд.
Я почти не слушал, припоминая, как щенок, которому я швырнул огромный кусок свинины осенью, проглотил его полностью, а спустя секунду целым и невредимым исторгнул его на пыльный асфальт. Чепуха какая-то.
С первого же поцелуя я пропах женским. Анечка схватила меня за карман и потянула в темень – на ту самую помеченную Мельником кровать. «Развела, как сельскую дурочку, – подумал я. – И ладно».
У Анечки была отличная фигура, как у статуй в художественных школах. Однако ж ощущалось, что скоро, незаметно, как рассвет, наступит одряхление. Уже проглядывались морщинки на шее, мелкая апельсиновая корка на бёдрах, которая, впрочем, терялась, если Анечка приподнимала ногу.
– Ты как из обожжённой глины, – похвалил я.
Анечка свернула бельё и прикрыла его кофточкой.
Дальше у нас был контакт.
Лёжа под Анечкой, я содрогался и вертелся, как передавленный шланг под напором. Анечка ползала по кровати, словно жук по воздушном шарику. Слезала, садилась вновь, разворачивалась, требовала то согнуть ноги, то выпрямить.
Наконец хозяйка ослабела и заняла место под шерстяным настенным ковром. Гость наблюдал её тело, которое всеми своими дырочками, даже порами, втягивало последний в комнате кислород. Так было минуту или две. После гость тоже получил своё, не особенно беспокоя хозяйку.
А потом, вдруг хитро глянув на меня своими глазищами, Анечка сошла с кровати, потянулась к потолку и лихо встала на руки. Так – на руках – она медленно пошлёпала в сторону подсвеченной жёлтым ванной комнаты, подцепив на ходу трусики. Уже оттуда она крикнула:
– Здорово? Я по гимнастическому бревну так ходила. Но сказали: ерунда. Зад тяжёлый.