Послышался шум душа. Запахло женской косметикой. Во дворе Анечкиного дома кто-то очень плохо и непоследовательно запел «Про червячков» Летова. Стало прохладно.
Как Че Гевара, на спине, запрокинув голову, приоткрыв рот, прищурив остановившиеся глаза, неестественно согнув руки, я лежал на узкой кровати и размышлял о том, как я здесь оказался. «…И сюда нас, думаю, завела не стратегия даже, но жажда братства…»
Раскрасневшаяся и совсем без косметики Анечка подурнела. Особенно когда уселась на край дивана и принялась чесать мокрые волосы с таким звуком, будто пилила череп.
– Понятно, что никакой супруги у тебя нет, – сказала она, – Зачем соврал? А? Признавайся.
– Зато есть дети, и они некормленые. – С этими словами я потянулся за тряпками.
На прощание Анечка не поцеловала меня, а пожала руку.
– Весьма. Вот тебе шампанское. Я всё равно не буду, а в тебя как в литник течёт. Иди потихоньку.
И я пошёл сквозь полуночный двор, держа шампанское, как противотанковую гранату.
Через пару дней Мельник принёс мне то самое злополучное колье из белого золота и целый кулёк бриллиантов.
– Ты смотри не накосячь! Дорогая хреновина и не наша. Виктор Иванович шлифовал. Видишь, как у него хорошо получилось. – Мельник любовно провёл пальцем по изделию.
– Виктор Иваныч – старый мудак. Я один раз Ленина похвалил при нём за Декрет о мире, так он теперь доёбывает меня темой Советского Союза. Зачем вообще брать на работу стариков?
– Он на пять лет меня старше, – обиделся Мельник.
А потом в курилке, когда на нём держалась маска солнца, а не луны, он (молочный мой брат) почти нежно попросил:
– Ты вот что: сделай поскорее. Я обещал, – глубокая затяжка, – когда директора посещал.
За май я получил приличную премию. А потом и за июнь. Моя зарплата увеличилась настолько, что я научился разбираться в видах сыра из придомового супермаркета и даже слегка загордился. Всё же никаких излишеств я себе не позволял, а старался копить, складывая разноцветные купюры в «Стену» Сартра.
Искусственный бриллиант в том колье беспокоил меня недолго. Сначала я вздрагивал, когда ко мне подходил кто-то из руководящего состава. Колье могли вернуть на завод в связи с браком. Сломанный замочек, плохое родирование или вывалившийся камушек. Но уже после Дня России я украл бриллиант огранки «бриолет» или, как мы его называем, «груша». За день до этого я навещал младшего брата, а потом был скверный вечер и муторное утро. Такое настроение очень располагает к воровству. Впрочем, я склонен называть это «экспроприацией».