Среди бегущих Клара разглядела женщин и несколько детей. Она даже протянула руку одной девочке, но кто-то резким движением затащил ее внутрь. Клара в ужасе повернулась, чтобы понять, кто это сделал, и почти нос к носу столкнулась с обшарпанным стюардом.
– Вы в своем уме?! Куда вы лезете, мадемуазель? – орал на нее стюард.
– Я… Только хотела… Там же дети! Я хотела помочь той девочке!
– Это дети убогих! (Стюард говорил по-французски и использовал слово «misérable») Им нельзя помогать, если не хотите умереть!
– Убогие? Что с ними не так?!
– Они уже не люди. Почти животные. Каждый раз, как мы приземляемся на Полях, они обступают дирижабль в надежде покинуть Париж.
– Что в этом плохого? Почему им нельзя покидать Париж?
– Потому что за Ла-Маншем не место убогим. Вы представляете, что будет, если убогие захватят острова? Это будет катастрофа!
Клара поежилась. У нее никак не укладывалось в голове, что с людьми так можно обращаться. Ей попросту не верилось, что у убогих не осталось хоть крупицы разума. Ей они виделись несчастными, нуждающимися людьми, которые хотели найти лучшую жизнь за морем. Она оставила эти мысли при себе, а вслух произнесла:
– И что теперь? Вы же не набрали пассажиров… Вы же не полетите только с нами на борту…
– Пассажиры будут, не волнуйтесь. Сейчас арсенал отгонит убогих, и пассажиры начнут подходить. Я был весьма удивлен, увидев вас на площадке. Вы же не французы, так ведь?
– Мы не французы, – коротко ответил Грей.
Клара открыла и закрыла рот, не желая лишним словом разрушить легенду их троицы. Цитро, заметив это и поймав ее взгляд, одобрительно кивнул.
Девушка устроилась у окна салона и рассеянно разглядывала Эйфелеву башню. Хорошо, что окно выходило на противоположную от двери сторону, и девушке не было видно как орудия дирижабля «зачищали» посадочное поле от убогих. Зато ей было слышно. Хлопки выстрелов и удары чего-то мягкого о землю. Странно, насколько убогие были молчаливы. Даже умирая, они не кричали. Ни взрослые, ни дети.
Клара смотрела в окно пустым блуждающим взглядом, пальцы рук переплетены и крепко сцеплены. Ей с трудом удавалось осмыслить увиденное при посадке на дирижабль. Рассудок никак не мог принять, что людей можно делить на тех, кто в большей или меньшей степени человек. Да, убогие выглядят ужасно: нечесаные, грязные и отвратительно пахнущие, с осунувшимися угрюмыми лицами, в рванине, которую сложно назвать одеждой. Однако это вовсе не значит, что в них нет ничего человеческого. Что они не чувствуют, не мыслят, не творят… И если сдвинуть вопрос выживания, который сейчас преобладает у них над всем остальным, если поместить их в комфортную, безопасную среду с достатком еды, то эмоции, интеллект и творчество проявятся в них. Очевидно, им нужны цель и лидер, который поведет их к новым возможностям.