Гримёрка встретила его знакомым запахом – сложным, многослойным, как тщательно подобранный парфюм. Лавандовые духи Алисы, навязчивые, как болезненные воспоминания о её улыбке и прикосновениях, словно преследовали его, заполняя каждый уголок комнаты, каждый уголок памяти. Порох от пиротехники, щекочущий ноздри и будоражащий кровь, отголосок адреналина прошлых выступлений, когда они с Алисой были единым целым на сцене, гремели аплодисменты, и мир лежал у их ног. И старый виски, горький, как правда, которой он так отчаянно пытался избежать, правда о том, что произошло между ними, правда о её боли, которую он так бездарно игнорировал. Макс, словно оглушённый симфонией этих запахов, каждый из которых бил его, как обухом, пнул ближайший стул. Тот с глухим стуком упал на грязный пол, обнажив надпись на стене, нацарапанную алой помадой – её алой помадой: «NOLI ME TANGERE». Не прикасайся ко мне. Надпись, сделанная её рукой месяц назад, в пылу ссоры, теперь казалась не просто предостережением, а трагическим пророчеством, которое он, слепой и глухой, проигнорировал, оставив без внимания её мольбу.
– В тот день она плакала, – пронеслось у него в голове, словно эхо из прошлого, болезненное и чёткое. – Говорила что-то про «последний шанс». Я должен был… Что я должен был? Спросить? Почему она так сказала? Обнять? Утешить? Чёрт! Почему я всегда замечаю всё слишком поздно?» Этот вопрос преследовал его, словно назойливая муха, жужжащая прямо над ухом. Он в отчаянии запустил пальцы в волосы, взъерошив их, чувствуя, как дешёвый виски обжигает горло, но не приносит облегчения, лишь усиливая чувство вины и безысходности.
Его телефон, верный спутник в этом безумном мире музыки, отстранённо лежал на продавленном диване, словно чужеродный предмет в этом хаосе его жизни и чувств. Последнее сообщение, полученное три часа назад, горело бледным, равнодушным светом на экране: «Не жди меня сегодня». Буквы казались слишком тонкими, почти прозрачными, как паутина, готовая порваться от одного неосторожного прикосновения, как хрупкая надежда на её возвращение. Он чувствовал, как от этих слов в его груди разрастается ледяной ком тревоги, парализующий его, заставляющий задыхаться. Куда она ушла? С кем она сейчас? В порядке ли она?
Дверь с грохотом распахнулась, словно от удара ногой, впустив в гримёрку вихрь сквернословия и дыма. Светка «Клык», их неугомонная басистка, ввалилась в помещение, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма и резких слов, словно торнадо, сметающее всё на своём пути. «Ты пропустил звук во втором куплете, гений!» – прорычала она, бросив на Макса испепеляющий взгляд, в котором читались раздражение и беспокойство. – Ты опять не в себе? Что с тобой сегодня? Ты похож на привидение, которое забыло, как пугать! Светка знала Макса как облупленного и всегда видела его насквозь, даже когда он пытался спрятаться за маской безразличия. Но сейчас он даже притворяться не мог, он был слишком поглощён своей болью и страхом.