Его самомнение, надо признать, немного подросло. Видеть, как твои идеи, пусть и такие простые, находят применение и приносят реальную пользу (или, по крайней
мере, ее видимость), было приятно. Это льстило его интеллектуальному тщеславию. Он чувствовал себя почти демиургом, пусть и в масштабах одной большой стройплощадки. Демиургом, который, в отличие от некоторых других, известных ему из священных текстов, старался действовать логично и эффективно.
Однако у этой растущей славы была и оборотная сторона. Чем больше людей знали о нем и его методах, тем выше становился риск. Не все были в восторге от его «инноваций». Некоторые старые, закостенелые надсмотрщики видели в нем выскочку, нарушающего привычный, веками устоявшийся порядок, где главным инструментом управления был зычный голос и тяжелая рука. Жрецы, как ему передавали шепотом, тоже начали косо посматривать на чужака, который осмелился вмешиваться в «богоугодное» дело строительства Башни своими непонятными знаками, больше похожими на каракули демонов, чем на благочестивые письмена.
Моше понимал, что ходит по тонкому льду. Один неверный шаг, одно неосторожное слово – и его «гениальный план» по спасению человечества от лингвистического хаоса мог закончиться весьма прозаично где-нибудь в яме для провинившихся рабов.
Но отступать было поздно. Да и не хотелось. Азарт был слишком велик. Он уже видел, как его система, его «универсальный язык знаков и команд», охватывает всю стройку, делая работу слаженной, быстрой, эффективной. Он представлял себе, как Башня растет не по дням, а по часам, устремляясь к небесам без всяких божественных помех.
«Ладно, Моше, – подбадривал он сам себя, в очередной раз рисуя на глиняной табличке какой-то новый, особо хитроумный символ. – Скромность, конечно, украшает. Но не тогда, когда ты стоишь на пороге изменения мировой истории. Просто будь осторожен. И постарайся, чтобы твой нимб "лингвистического мессии" не слишком ярко светил в темноте. А то ведь на такой свет слетаются не только мотыльки, но и всякие неприятные хищники».
Он еще не знал, что один такой «хищник», пусть и не самый крупный, но достаточно влиятельный, уже обратил на него свое внимание. И внимание это обещало Моше не только новые опасности, но и новые, совершенно неожиданные возможности.