– Нет, только не домой, прошу вас, не домой! Нет, выбросьте меня на улицу, убейте, что хотите делайте со мной, но не отвозите меня домой!
Супруги удивленно переглянулись, казалось, понятия не имея, как себя вести. Они оба бросились поднимать ее, говорили что-то, укладывали обратно в постель.
Потом Сумарлитр переводил слова Йоргена и Фрейи. Там было что-то о болезни, холоде и времени. Но Велимира не слышала. Она рыдала. Она вспоминала дом и понимала, как скучает. Она думала, как волнуются Василиса и Прохор, Паша. Думала, какая же была глупая. Но в то же время понимала, что дома ее никто и ничто не ждет. «Они будут думать, что ты умерла», – вспомнила она слова Семена. Нет, ей нельзя домой. Никак нельзя.
Фрейя спешно проводила мужа со стариком и села у постели Велимиры, ревущей до хрипоты. Она говорила ласковые слова, гладила Велимиру по голове, пока та не успокоилась и не задремала. Потом ушла и вернулась через минуту с чашкой лекарства. Проследила, чтобы Велимира выпила, и стала снова гладить ее волосы. Фрейя пела какую-то тихую песню. Велимира чувствовала, как приятно отвар растекается по телу. Она закрыла глаза и наконец уснула.
Солнце клонилось к закату, аккуратно задевая краешком кроны деревьев. Небо медленно становилось бледно-рыжим, таким же, как волосы Фрейи. Она сидела здесь, с ним, на мягкой траве в своем простом платье, с беспорядочно спадающими на спину прядями и улыбалась одними глазами. Она чувствовала на себе его взгляд и прикосновение его руки на своем плече. И им не нужно было слов, и все было понятно: и его немые вопросы, и ее такое же немое «да». И Йоргену хотелось, чтобы эта секунда – это волшебное мгновение – длилась вечно.
Но Фрейя встала и поспешно принялась собирать травы вокруг себя. Они сидели в укромном уголке огромного леса, заросшем цветами, нужными ее бабушке для какого-то зелья.
– Фрейя, останься, – тихо и робко произнес Йорген, заранее зная ответ.
Она улыбнулась, нагнулась к нему и провела по его щеке теплой, натруженной, но мягкой ладонью. Он схватил ее руку и прижал к губам.
– Ты же знаешь, милый, – сказала она нежно, – я не могу остаться, не могу. Солнце садится уже. Ой, как Рунгерд будет меня ругать! – Фрейя покачала головой. – Неужели тебе меня совсем не жалко? Она превратит меня в жабу, а на что я тебе такая – квакающая? – засмеялась она.