Она пришла на час позже, чем они договаривались. Бледная, как лепестки ромашек, с красными заплаканными глазами, полными холодной решимости. Она бросилась к нему, как только увидела.
– Фрейя, любимая, – он целовал ее лоб. – Милая, что с тобой?
Она тихо плакала в его объятиях. Йорген взял ее за подбородок и внимательно осмотрел лицо. Бледная, ужасно бледная. Глаза блестят. Но хуже всего было красное пятно на правой щеке.
– Она била тебя?! – взревел Йорген. – Она посмела ударить тебя?! Никто не может бить тебя! Никто!
Фрейя лишь всхлипнула и крепче прижалась щекой к его плащу.
– Вот что! – твердо сказал Йорген, чувствуя, что нужно что-то сделать. – Пойдем! – Он повел ее к лошади. – Садись. И она больше никогда не тронет тебя, милая. Никто не тронет тебя, пока я жив.
Он говорил и не знал, что говорил. Он рассыпал слова, словно песок, но он знал, что молчать нельзя. Иначе она снова будет вспоминать то, что случилось, иначе она снова будет чувствовать боль и страх. Поэтому Йорген говорил. Говорил голосом, не терпящим возражений. И он знал, что звук его голоса немного успокаивает ее, возвращает к реальности.
Он привез ее в деревню к вечеру. И ни разу за всю жизнь он не спросил ее, что случилось в тот ужасный день. И она была ему благодарна.
Велимира поправлялась. Она все чаще приходила в себя, вставала, с каждым днем к ней возвращался аппетит и здоровый цвет лица. Фрейю Велимира видела несколько раз в день и искренне привязалась к ней, хоть и не понимала ее слов. Йорген приходил очень редко, но, когда все же приходил, был очень вежлив. Но больше всего Велимиру поражало, как ласков был он с женой. Они всегда говорили между собой тихо, на какой-то определенной ноте, доступной только им двоим. Глядя на них, Велимира невольно вспоминала вечно кричащих и ссорящихся Василису и Прохора. Из глубины души изредка появлялся образ мамы посреди горящей комнаты. Велимира пыталась отогнать ужасное воспоминание, словно наваждение.
Велимиру не выпускали из кладовой, впрочем, она и не смогла бы встать и пойти, даже если бы и хотела. На вопрос Велимиры, сколько она лежит здесь, Сумарлитр отвечал: «Да уж зима кончилась». Значит, несколько месяцев? Когда Фрейя открывала узкое окошко, в комнату проникал теплый свет. Велимире очень бы хотелось остаться у Фрейи и Йоргена, но на свои вопросы она получала ответы неоднозначные и туманные. И она их понимала, но не могла перестать надеяться.