Полуяков энергично жестикулировал, мощно дышал, и редакторский нос уловил в газовоздушной смеси комнаты, молекулы спирта.
– Да ты, брат, под мухой? – спросил он.
– Под мухой и с «Мухой», – ответил Полуяков, указав на лист с одиноким словом.
– Это не допустимо, приходить в таком виде в редакцию!
– Почему же? Не далее как вчера ты, Гурьевич, проводил «круглый стол» с разными личностями, которые рекомендуются «поэтами» и «прозаиками». От них ты не требовал трезвости. А я за штатом, с меня взятки гладки.
– Вообще-то, взятки гадки.
– Да? – иронично посмотрел Полуяков на редактора. – И жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы?
– Короче, – уклонился редактор от общих рассуждений, – забирай свою «Муху», я не могу поставить её в субботний номер.
– Малевича тоже не понимали. А теперь попробуй, купи!
– Лично мне даром не надо! – редактор поднял руку с непринятым произведением перед собой, как бы обороняясь от «Чёрного квадрата». Полуяков взял лист.
– Значит, в новом стиле тебе рассказы не нужны?
Редактор отрицательно покачал головой.
– А в ретроградном, то есть обычном?
– В ретроградном приноси.
– Иначе говоря, тем самым ты признаёшь себя ретроградом?
– Признаю, – согласился редактор, уже вовсю редактируя.
– И тормозом литературы?
– Да, – согласился и с этим тяжким обвинением редактор, не поднимая головы.
– Так знай, что ещё никому не удавалось остановить развития литературы! – объявил Полуяков тоном, каким пленённый партизан клеймит своих врагов, понимая, что терять ему уже нечего.
– Именно это меня утешает и примиряет с собственной ретроградностью, – откликнулся редактор, не оставляя труда. Полуяков замолчал, исчерпав аргументы и не находя новых, потому что редактор не сопротивлялся навешиваемым ярлыкам.
– Тогда выписывай гонорар в счёт будущего рассказца, – потребовал он не таким, правда, уверенным голосом, каким клеймил редактора.
– Пожалуйста! – редактор оторвался от вёрстки, выхватил лист из стопки чистых и стремительно написал посредине «Гонорар», протянув лист Полуякову.
– Ты чего? – разглядывая слово, спросил Полуяков.
– Ты просил гонорар? Вот тебе гонорар!
– Где здесь гонорар?
– Это гонорар в стиле «нью эйдж», – редактор с удовлетворением откинулся на спинку стула, и бросил ручку на корректуру. – Ты представь его: как шуршат купюры под пальцами кассира, как ты принимаешь их, обоняя свежий запах той типографской краски, которую всякий смертный желал бы обонять как можно чаще и дольше. Как укладываешь эти купюры в портмоне, хотя у тебя такого предмета нет, и, скорее всего, никогда не бывало. Как суёшь ты, согнутые криво и неряшливо чистые новые купюры в свой брючный карман, наполненный табачными крошками…