Я тихо спросил:
– Что случилось?
Леопольд долго молчал, потом почти шёпотом:
– Я вернулся после тура. Ночь. Город спал. Но мой дом… мой дом…
Слёзы стекали по его морщинистому лицу.
– Мой дом горел. Пламя было везде. Крыша рушилась. Соседи сказали – поджог. Кто-то бросил факел в окно. Мысли путаются… но я помню запах дыма, крики… и как я стоял, не в силах двигаться.
Анна была внутри.
Я… я опоздал. Опоздал, Генри.
Я опустил глаза и тихо промолвил:
– Мне жаль…
– Мне тоже, сказал он.
– Тогда умерло всё. Не только она. Музыка. Я сам.
Я ушёл. Бродил. Годами. Сначала с бутылкой, потом – с криками в голове. Скрипка пылилась. Руки дрожали. Я больше не знал, кто я.
– И как ты… выбрался? – тихо спросил я.
Леопольд вздохнул:
– Всё изменил один случай.
Мальчишка на площади играл на старой скрипке. Жутко фальшиво. Но в глазах был свет. Я подошёл… поправил пальцы… он засмеялся.
И вдруг понял: музыка не умерла. Она просто потеряла голос.
– И ты стал уличным артистом?
Леопольд с гордой полуулыбкой:
– Я снова стал человеком, Генри. Нашёл таких же, как я – потерянных. Мы играем на улицах не ради славы. Ради жизни. Ради тех, кто ещё слышит.
– Знаешь… я тоже часто думаю, что потерян, – прошептал я.
– Ты не потерян, мальчик. Ты просто ещё не нашёл свою песню. Но она уже зовёт тебя. Слушай.
Он положил руку мне на плечо:
– Завтра ночью мы уезжаем в Вену. Ты можешь поехать с нами, если хочешь, Генри.
Я не мог поверить своим ушам. Я не ослышался. Леопольд хочет взять меня с собой…
Моя мечта. Она так близко.
Я не могу по терять этот шанс. Я должен поехать с труппой.
Глава 6
Я уже знал – сегодня ночью Леопольд уезжает. Последний шанс.
Я спрятал в мешок хлеб, скрипку, потёртые перчатки и пару монет, которые мне дала мать. Ждал, пока всё стихнет.
Мать стояла в коридоре. Она смотрела на меня, будто уже знала, что я собираюсь сделать.
– Ты уходишь? – спросила она, тихо, почти шёпотом.
– Да, – ответил я, не в силах смотреть ей в глаза.
Она кивнула, но взгляд не отводила.
– Убегай, пока можешь. Но пообещай… пообещай, что не забудешь, кто ты.
– Я не палач, мама, – сказал я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Она улыбнулась устало, с болью, которая, казалось, въелась в её лицо.
– Нет. Ты – Генри. Только это и имеет значение.
Я бежал. Сердце колотилось, будто хотело вырваться. Леопольд ждал на окраине, у повозки. Снег скрипел под ногами.