Я стоял, пока не стемнело. Пока снег не начал снова сыпаться с неба. Пока отец не подошёл ко мне сзади, схватил за плечо и не прошипел:
– Хватит. Возвращайся домой. Это не для тебя.
Но я уже знал – это именно для меня. Только не для того Генри, каким хотел видеть меня отец. А для другого. Настоящего.
Ночью я долго лежал без сна. В комнате было тихо, только за окном скрипел ветер, цепляя ставни. Где-то внизу отец храпел в своём кресле. Мать уже давно ушла спать. Я смотрел в потолок и думал только об одном – о той музыке.
Она звучала у меня в голове, как будто скрипка старика всё ещё пела где-то недалеко. Я встал, на цыпочках подошёл к двери, тихо снял засов. Оделся молча, не зажигая свечу. Снег лежал плотным белым покрывалом, воздух был тихий и звенящий. Всё спало.
Я крался улицами, прячась в тенях, пока не добрался до площади. Там, среди телег, бочек и скрученных брезентов, тускло горел один фонарь. У сцены сидел тот самый старик-скрипач. Он курил трубку и что-то тихо напевал себе под нос.
Я подошёл ближе, сердце билось где-то в горле.
– Простите… – выдохнул я. – Я… можно просто послушать?
Старик посмотрел на меня поверх очков. Не испугался, не прогнал. Лишь кивнул и сказал:
– Садись, если не боишься холода.
Я сел рядом, прямо на деревянную ступень сцены. Он поднёс скрипку к плечу и начал играть. Совсем не как днём. Это была другая мелодия – тёплая, спокойная, будто звёзды пели между собой.
– Твоя душа вся в звуках, мальчик, – вдруг сказал он, не глядя на меня. – Как тебя звать?
– Генри, – еле выговорил я и молчал. Я не мог сказать, что я – сын палача. Что мои руки уже знали, как пахнет кровь.
– Леопольд, – сказал старик и протянул мне руку. – Хочешь научиться?
Я кивнул.
Он протянул мне скрипку. Настоящую. Деревянную, со стёртым лаком и тёплыми струнами. Я взял её в руки и почувствовал – будто держу свою душу.
Я прижал её к плечу, и на миг весь мир исчез.
Старик поправил мои пальцы, показал, как держать смычок. Я извлёк первую ноту. Скрипучую, неловкую – но настоящую. И я понял, что больше не смогу без этого жить.
– Вот так, сказал Леопольд, когда я закончил. – Теперь ты на пути. Теперь ты знаешь, как это – быть в музыке. Но не забывай, Генри, музыка – это не только о звуках. Она о том, что остаётся, когда звуки исчезают.
Я посмотрел на него, пытаясь понять, что он имеет в виду, но Леопольд только улыбнулся.