Все-таки, мысль о съедаемой воздухом вытоптанной дорожке, заставила его поторопиться, он ускорил принятие решения при каждом следующем шаге и перестал смотреть вниз. Пот тяжелыми каплями слетал с лица и улетал в самый низ, наплевав на невидимую преграду, создаваемую его ногами, удерживающую и его самого, несмотря на немалый вес, но воду, а точнее капельки пота… выходит, их неосязаемый брод пропускал.
Наконец, он посмотрел на то, к чему шел. То, что издалека казалось слившимся с высокими горами, пейзажем. Но это было не так – это был остров – огромный витающий в воздухе остров, с комьями выдранной земли под своим остовом, почти везде имеющей серый высохший горный оттенок. И лишь местами будто пылала жизнь, через свежие земляные куски, будто бы только выкорчеванные огромной, неведомой, Божественных размеров лопатой.
Остров не был пуст, остров не был велик, остров не был… не был похож на любой из островов виденных им прежде, хотя бы только по тому, что он воспарил над всем, что улавливал сейчас взгляд идущего.
– А быть может, – подумал он, – Остров появился только тогда, когда я этого захотел? А до этого я не хотел умирать, потому и мои желания подбросили мне под ноги эту гаснущую подушку, неведомо как спасающую меня… Что же еще угодно моим желаниям и мыслям, и почему они упорно покидают голову! Конфабуляция1 какая-то!
Больше всего взволновывало смотрящий глаз удивительное явление – крепость. Крепость, возвышающаяся на видимом холме – величавая и величественная, невероятная по конструкции и зачем-то обнесенная стеной, несмотря на то, что остров в небе являл собой для нее лучшую защиту, но может быть и на нем водилось нечто, от чего стоило защищаться. Кто ее отстроил, и кто мог там проживать – загадка, наверняка не возникавшая больше ни в чьей голове, ведь он свято верил и считал, что стал первым человеком увидевшим это.
Стены воздушной крепости оплетали витиеватые лианы, создающие вьющийся узор. Узор, так напоминающий надпись, которая бегло читалась в его голове. Несмотря на то, что она была исполнена совсем не тем языком, на котором он привык говорить и который привык читать. Но она выплеталась из узоров и она твердила: «Назад дороги нет!».
Он залюбовался настолько, что совсем забыл про страх – настигающий его и, прежде ускоряющий его движения. Но он забыл и оцепенел от красоты крепости, что его, чуть было, не убило. Внезапно свертывающаяся пелена оказалась под его левой ногой, что застыла в нерешительности позади всего его тела. Он провалился, в надежде цепляясь за непонятную поверхность. Он хотел видеть на ней что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но не выходило. Руки скользили и нога – казалось бы, не самый тяжелый фрагмент от его тела – утягивала его вниз – значит, тут, действительно можно оступиться – если медлить. Он это понял, даже знал, так было везде в мире, в их мире – мире людей!