недоступным, словно Сфинкс. Я и не предполагала, как отчаянно буду нуждаться
в его помощи после событий, которые в скором времени должны были произойти.
Проходя по коридору, я взглянула на свое отражение в одном из зеркал,
висевших на стене. Копна растрепанных волос
была в красную полоску из-за киновари, на носу виднелись, брызги
малиновой краски. Я вытерла нос тыльной стороной ладони, а руки протерла о
свой наряд – полотняные штаны и мягкую рабочую рубаху. Затем открыла дверь.
За ней оказался наш швейцар Босуэлл в униформе цвета морской волны с
нелепыми эполетами, фасон которой, несомненно, выбирал он сам. Кулак
швейцара повис в воздухе. Босуэлл опустил руку и уставился на меня поверх
своего длинного носа.
– Простите, мадам, – прошамкал он, – но некий бледно-голубой
"роллс-ройс" снова заблокировал въезд. Как вы знаете, мы просим гостей
оставлять подъезд свободным, чтобы не мешать машинам доставки.
– Почему вы не позвонили по домофону? – сердито прервала его я.
Проклятье! Мне было отлично известно, о чьей машине идет речь,
– Домофон не работает уже неделю, мадам.
– Так почему бы вам, Босуэлл, не починить его?
– Я швейцар, мадам. Швейцары не занимаются починкой. Это работа
администратора. Швейцар отмечает гостей и следит, чтобы подъезд к дому
оставался свободным,
– Хорошо-хорошо. Скажите моей гостье, чтоб поднималась.
По моим сведениям, в Нью-Йорке был только один счастливый обладатель
светло-голубого "роллс-ройса корниш" – Лили Рэд. Поскольку было воскресенье,
я почти не сомневалась, что ее привез Сол. И он наверняка уже успел убрать
машину, пока Лили поднималась наверх, чтобы поиграть у меня на нервах.
Однако Босуэлл все стоял и хмуро смотрел на меня.
– Дело еще в маленьком зверьке, мадам. Ваша гостья настаивает на том,
чтобы пронести его в здание, хотя ей было неоднократно сказано, что…
Но было поздно. Из-за угла коридора, оттуда, где были двери лифтов,
вылетел пушистый комок. По кратчайшей траектории он пронесся к дверям моей
квартиры и стрелой метнулся мимо нас с Босуэллом в прихожую. По размеру он
был не больше метелки из перышек, которыми обметают пыль с хрупких вещей, и
при каждом подскоке пронзительно взвизгивал.
Швейцар посмотрел на меня с величайшим презрением и ничего не сказал.
– О'кей, Босуэлл, – произнесла я, пожав плечами. – Давайте сделаем вид,