Со временем всё стало только хуже. Отец пил всё чаще, долгов становилось больше, а заботы о нас – всё меньше. Вместо того чтобы хоть раз попытаться выбраться, он лишь глубже зарывался в эту яму, увлекая нас за собой.
Отец громко хлопнул по столу, а затем попытался опять сесть. Я поспешила пресечь этот порыв, ведь если он вернётся на стул, то застрянет тут на всю оставшуюся ночь.
– Так вот, друзья, хватит об этом, несу круговой баркас не в ту сторону, ведь я всё равно всех любим!
И попробуй понять, то ли он сам всех безгранично любит, то ли окружающие его. Одно я уловила наверняка – интонацию для тоста.
По залу прокатился одобрительный рёв, отец, пошатываясь, подобрал с пола кружку, победно взвыл и сделал глоток… пустоты. Осознание пришло не сразу. Он задумчиво повертел кружку в руках, выдал оптимистичное «завтра я плачу!» и направился к выходу. Ну да, конечно. Отец заплатит. В какой-нибудь другой жизни. А пока он благополучно забудет этот вечер, утром будет болтаться в море, а разбираться с его щедрыми обещаниями придётся мне.
Я догнала его, подставила плечо. Он тут же обмяк, тяжело навалившись, как мешок с прогнившей картошкой. Через распростёртые по полу тела пришлось буквально продираться, сдерживая желание оставить его тут, в естественной среде обитания. Особенно когда он снова попытался вскинуть руку с воображаемой кружкой и заорать что-то про братство морей. Держать его становилось сложнее, а вокруг пьяные вопли звучали как издёвка над моими жалкими попытками вытащить его отсюда.
Наконец, я сделала последний рывок и вытянула отца на улицу.
Таверна, как назло, находилась на другом конце квартала Восточных доков, где мы и жили. Дорога домой растянулась в вечность, но, к счастью, без приключений. Хотя с отцом, который норовил то свернуть не туда, то начать брататься с фонарными столбами, это было настоящим достижением.
Дом встретил нас привычной облупленной суровостью: серые кирпичи, испещрённые мхом, деревянные ставни, пострадавшие от вечных ветров и дождей. Вокруг тянулись клумбы, которые когда-то, наверное, были гордостью матери, но теперь превратились в царство буйных трав и своевольных цветов, наслаждающихся полной свободой.
Внутри царила тишина. Старый дом перешёл отцу от предков и стал единственным наследием семьи. Каждый уголок в нём пропитан воспоминаниями о детстве и уютных семейных вечерах.