Нужно поднять с пола упавшую улыбку, натянуть спину на осанку, как на плечики для одежды, выпить воды, чтобы суметь проговорить хоть слово, вымыть доску, собрать мусор под партами, отнести в учительскую журнал и взять другой. На всё – десять минут, но две из них я уже простояла в тишине, итак, время пошло, а с ним пошла и я. Тик-так, зазвучали каблуки.
Глава 1. Глазами Марии Осиповны
Среда, 25 сентября, 7-10
Электричка продрогла до последнего винтика: ночью осенняя сырость затапливает поезд, как вода, и пассажиры, хочешь не хочешь, ныряют с головой и мыслями в стылые вагоны, ёжатся на жёстких, холодных сиденьях, хмурятся спросонья, чихают, зевают. От окна тянется острый поток встречного воздуха – пробирается под рукава и за шиворот, будто дождь. Прячу руки под манжеты, как в муфту, отклоняюсь к спинке сиденья.
Накануне свет в моей комнате долго не гас. В детстве я мечтала о ночных бдениях у лампы в бесконечном одиночестве творчества. Теперь я желала лечь спать пораньше, но совесть не отпускала отдыхать и строго стучала указкой мне по лбу, напоминая о непроверенных тетрадях, незаполненных документах, недописанном плане урока. Чувствуя, как мысли становятся ленивыми, неподатливыми, каменными, я скользила взглядом по строчкам детских каракулей, а вдоль строк, не касаясь бумаги, двигалась красная ручка. Она время от времени опускалась к тетради, исправляла, подчёркивала, делала заметки. «Я вижу, как ты стараешься, у тебя хорошо получается, – писала я, пытаясь выводить буквы понятно и ровно, хотя полуночный хмель неторопливо раскачивал письменный стол. – Соглашусь с тобой: прыгать с парашюта действительно очень страшно". Как же медленно, тяжело листались станицы, будто и не бумажные, а металлические! Как долго я потом в оцепенении моргала на экран ноутбука, глядя на новый документ, который должен был стать планом завтрашнего урока.
Я не успевала выполнить работу за день. И отрывала ради неё по кусочку от ночи. Работа жадно глотала эти куски, облизывалась, требовала добавки. Её глаза горели жёлтым светом из-за огромного ока настольного светильника – я угадывала этот алчный блеск и бросала ещё шмат своего возможного сна: ешь, насыщайся! Жертвоприношение ради будущего дня. Ради детских вопросов, голосов, поиска.
Электричка раскачивается почти нежно и умиротворяет меня, несмотря на зябкий воздух. Звуки мира округляются, набивают уши, становятся сперва слишком громкими, позже – глухими, и наконец глаза закрываются. Я дремлю, боясь пропустить свою станцию. В сумке таится специально заведённый на нужное время будильник, ведь опаздывать на работу учителям нельзя.