Он был невидимой нитью, связывавшей тексты в цельную ткань. Даже в колонке о духах или заметке о кожевенном ремесле он находил дыхание. Его слова звучали. Но иногда – отказывались.
Иногда он сидел перед пустым экраном, не в силах набрать ни строки. Мысли путались, память выносила на поверхность обрывки детства, голос матери, звук бьющегося дождя об мост, запах мокрой травы и воды затянутой тиной. Тишину, полную страха. Тогда он просто сидел, глядя в экран, пока за окном не загорались уличные фонари.
Он научился прятать боль между строк. Превращать старые шрамы в метафоры, тревоги – в тонкие сравнения. Он стал мастером перевода собственной уязвимости в текст. Но никто не знал, как утомляет это ежедневное собирание себя из букв. И он сам не догадывался, что именно через эту трещину – невидимую, едва ощутимую – в его жизнь вскоре проникнет нечто иное. Не успех. Не модный мир. А настоящая тьма – живая, ощутимая. Ждущая.
Рабочий день, как всегда, начинался с аромата крепкого кофе, едва уловимого запаха чужих духов и лёгкого звона ложек в стаканах. Просторный офис на тринадцатом этаже заливал мягкий свет, отражаясь в стеклянных перегородках, глянцевых столешницах, линзах очков. Всё здесь будто создано для безупречной жизни. Даже принтеры – белые, тихие, глянцевые.
Марк пришёл, как всегда, первым. Он любил это время – до голосов, до срочных писем, до обсуждений. В эти минуты офис напоминал библиотеку: тишина, свет, предчувствие чего-то важного. Он налил кофе, открыл ноутбук и начал просматривать материалы.
– Снова всю ночь на работе, Вернер? – раздался голос Миры, креативного директора. Она заглянула в кабинет с чашкой латте и идеально уложенными локонами.
Марк поднял глаза от экрана, чуть улыбнувшись:
– А ты снова пришла позже, чем обещала.
– Это называется «вдохновение по графику», я работаю по эстетическому времени. Оно не подчиняется календарю Google. – фыркнула Мира и присела на край его стола.
Он рассмеялся. В этом офисе, где все были чуть-чуть артистами, такие диалоги были почти нормой. И всё же – он отличался. Не гнался за внешним, не требовал внимания, не строил карьеру за счёт громких заявлений. Он просто работал.
– Ты, как всегда, невыносимо организован. Иногда мне кажется, ты не человек, а один большой дедлайн.
Марк усмехнулся, но не ответил. Мира была одной из немногих, кто мог говорить с ним так свободно. Они знали друг друга достаточно долго, чтобы обходиться без лишней дипломатии. И всё же даже она чувствовала границу, за которую Марк редко кого пускал.