Они пошли вниз. Шаги глухо отдавались от стен. Рельсы под ногами были ржавыми, но не разрушенными. Впереди – развилка, старая дверь со знаком молнии и надписью краской: «Точка Гама-7. Без допуска – не входить».
– Здесь, – прошептал Костя.
Они вошли.
Помещение оказалось шире, чем ожидали. Старые шкафы с оборудованием, панели, часть – разбита. Но в углу – стабильно мигающий огонек. Маленький зеленый свет, как сигнал с далекой планеты.
– Это оно, – выдохнул Леха. – Узел жив.
Костя подошел. Пальцы дрожали, но движения были точными. Он включил подачу тока от портативного генератора. Панель ожила. Экран, покрытый трещинами, показал частоту. Она уже была настроена.
– Кто-то уже пытался? – спросила Марина.
– Или он ждал, – сказал Леха.
Костя нажал кнопку передачи:
– Новоэлектрогорск. Узел Гама-7. Кто-нибудь… прием?
Шипение. Потом – пауза. Долгая. Затем…
«…Горск… слышу… прием…»
И снова шипение. И тишина.
– Это не та же запись, – сказал Костя. – Голос другой. Это другой человек.
Марина смотрела в экран. Но видела уже не цифры. Не лампы. А что-то далекое. Или кого-то.
– Теперь у нас есть направление, – сказала она.
И сеть, до этого мертвая, будто снова сделала вдох.
Сигнал не вернулся. Как будто испугался собственного голоса.
Они ждали. Без слов, без взглядов. Только треск в динамике – живой, как дышащая простыня. Слишком ровный, чтобы быть случайным. Слишком неровный, чтобы поверить.
Костя неотрывно смотрел на панель. Леха сидел у стены, плечи напряжены, пальцы сжимают плоскогубцы. Марина писала в темноте – на ощупь, по памяти. Будто уже знала, что дальше будет важнее, чем сейчас.
Воздух сменился.
Не запах. Не звук. Плотность. Как если бы кто-то в соседнем тоннеле задержал дыхание.
Панель мигнула. Погас зеленый индикатор. Щелчок – короткий, как осечка.
– Не перегрелся, – сказал Леха, уже проверяя контакты. – Это его кто-то вырубил.
– Может, автоматом? – Костя щелкал реле. – Перенапряжение или… внутренняя блокировка?
Марина молча смотрела в коридор.
– Или кто-то пришел, – сказала она.
Никто не ответил. Но каждый понял, о чем речь.
Приемник ожил. Сам. Без команды. Щелчок. Второй. Потом голос:
«…не… выходите…»
Слова не были страшными. Страшным было то, как они прозвучали. Не как приказ. Как просьба. Как будто кто-то умолял – не потому что опасно, а потому что снаружи уже нечего искать.