Не успел я и рта раскрыть, как напряженную тишину прорезал другой звук – тонкий, почти детский визг, переходящий в обвиняющие выкрики: «Это вы! Вы меня сюда притащили! Что вам от меня надо?! Пустите!» Кричала совсем молоденькая стройная девушка, прижимавшая к груди крупного дымчатого кота. При первых же её выкриках кот, явно перепуганный не меньше хозяйки, вывернулся из её рук, метнулся в сторону и забился в самый темный угол комнаты, тихо там заворчав. Девушка, казалось, не заметила его бегства. её лицо исказилось, она затравленно металась взглядом по всем нам, словно каждый из присутствующих был её личным мучителем. её кулачки сжимались, готовые то ли к защите, то ли к нападению. "Филя! Филечка!" – вдруг спохватилась она, оглядываясь в поисках кота, но тут же снова переключилась на нас: "Ненавижу!"
На фоне этого отчаянного крика почти потерялся испуганный шепот женщины в очках, стоявшей справа от меня. «Что же это такое… этого просто не может быть!» – пробормотала она, её голос дрожал не меньше, чем у кричавшей девушки. Затем, будто усилием воли вынырнув из оцепенения, она судорожно поправила очки на переносице. Этот привычный жест, казалось, вернул ей частицу самообладания, и она, словно цепляясь за спасительную логику, заговорила уже громче и быстрее стараясь придать голосу твердость: «Учитывая отсутствие видимых источников света и полную изоляцию от экзогенных факторов, мы, вероятно, помещены в тщательно контролируемые условия, возможно, для какого-то рода изучения или эксперимента.» её слова прозвучали одиноко. Истерические всхлипы юной девушки не унимались, кто-то из мужчин начал глухо стучать кулаком в стену, бормоча проклятия, другой просто сидел на полу, обхватив колени и раскачиваясь, словно в трансе. Страх липкой паутиной окутал большинство из нас, мешая оформиться хоть каким-то догадкам – будь то похищение спецслужбами или жуткое реалити-шоу вроде «Игры в Кальмара». В головах метались лишь бессвязные обрывки паники.
«Моолчать!» – вдруг громыхнул голос Степана, как выстрел, на мгновение перекрыв общий гам. Он, видимо, решил любой ценой пресечь нарастающую истерию, вернуть хоть какое-то подобие контроля над ситуацией.
И словно в ответ на его команду – внезапно всё стихло. Звуки не просто ушли – они умерли. Мгновенно исчез привычный шум паники, оставив после себя почти вакуумную пустоту. Только собственное дыхание, рваное, со свистом, да сердце – оно стучало так оглушительно, будто рвалось из груди. Словно невидимый купол отрезал нас от мира, каждого из нас.