Однако «Титаник» был не просто кораблём. Он стал микрокосмом общества, разрывавшегося между старым и новым. В его первом классе путешествовали аристократы, чьи состояния росли на фабриках, где рабочие гибли под колесами станков. В третьем – эмигранты, бегущие от нищеты индустриальных окраин, но верящие, что в Новом Свете их ждут улицы, мощёные золотом. На борту царила иллюзия гармонии: пока одни танцевали на балах под Штрауса, другие ютились в тесных каютах, даже не подозревая, что их жизни оценены в статистику – ровно столько, сколько вместят шлюпки.
Индустриальный триумф начала века был слеп к своим теням. Прогресс, провозглашённый спасителем, нёс в себе семена самоуничтожения. «Титаник», этот стальной колосс, стал его идеальной метафорой: корабль, который должен был плыть в будущее, но вместо этого увлёк за собой в пучину веру в то, что человек выше природы. Его спуск на воду в 1911 году сопровождался овациями. Всего через год аплодисменты сменились тишиной – тишиной океана, поглотившего мечту.
Но тогда, в апреле 1912-го, никто ещё не знал, что «непотопляемая мечта» – это не корабль. Это сама эпоха, мчавшаяся на всех парах к айсбергу, которого не желала видеть.
Белфаст, 1909 год. Город, где дождь сливался с копотью, а гул молотков заглушал ропот ветра, стал колыбелью легенды. Верфи Harland and Wolff, гигантские, как кафедралы промышленной религии, раскинулись вдоль реки Лаган. Здесь, среди лесов кранов и скелетов будущих кораблей, рождался «Титаник» – стальной левиафан, призванный удивить мир. Но за блеском заклёпок и рёвом паровых лебёдок скрывалась иная история: история тысяч рук, делавших невозможное возможным, и тысячи компромиссов, которые позже назовут роковыми.
Строительство началось с грохота. Чтобы освободить место для «Титаника» и его близнеца «Олимпика», пришлось снести три старых дока и возвести два новых – таких огромных, что их окрестили «Аррамами» в честь библейских великанов. Над ними возвышались гигантские портальные краны, «Самуэль» и «Голиаф», чьи тени падали на город, словно предупреждение. Рабочие, многие из которых жили в трущобах у верфей, называли это место «железным адом». Им предстояло собрать корабль весом в 46 тысяч тонн, используя технологии, которые ещё вчера казались фантастикой.
Каждый день 15 тысяч человек – клепальщики, сварщики, плотники – превращали чертежи Томаса Эндрюса в реальность. Они работали в дыму и холоде, под свист раскалённых заклёпок, которые мальчишки-подмастерья ловили щипцами и вставляли в стальные пластины. Звук молотков, бьющих по металлу, не стихал ни днём, ни ночью. Но даже в этом хаосе был порядок: корпус «Титаника» рос словно живой организм. Сначала киль – позвоночник корабля, затем рёбра шпангоутов, потом обшивка из стальных листов толщиной в дюйм. Клепальщики, рискуя жизнью, висели над пропастью на верёвках, скрепляя обшивку. Многие падали, многие теряли слух от грохота, многие кашляли кровью из-за металлической пыли. Газеты писали о «чуде инженерии», но молчали о тех, кто платил за это чудо своим здоровьем.