Даже Дрейк Холт, обычно такой нарочито расслабленный и циничный, выглядел… иначе. Его ноги всё так же были вызывающе вытянуты, а в руках он машинально вертел свой старый, верный боевой нож, но его обычная издевательская ухмылка сползла с лица, сменившись напряженной, хищной гримасой. Он не напевал своих похабных солдафонских песенок, а молча всматривался в мутную даль, и его пальцы так сильно сжимали рукоять ножа, что металл, казалось, вот-вот прогнется. Даже его напускное, показное спокойствие не могло скрыть того глубинного, первобытного давления, которое нарастало с каждым пройденным километром, как невидимая, всепроникающая рука, сжимающая грудь, вытягивающая из души последние остатки самообладания.
– Мы уже должны видеть его, – сказала наконец Эва, её голос прозвучал глухо и напряженно сквозь натужный рёв старых двигателей. Тишина в кабине стала такой плотной, что её слова прозвучали как выстрел. – «Эхо-7». Дроны засекали его визуально на этой дистанции. Почему экраны пусты? Только помехи.
Кайл нахмурился, сверяясь с данными на своем нейроинтерфейсе. Экран его браслета тоже показывал лишь хаотичное мерцание помех, как будто сама реальность вокруг них отказывалась подчиняться законам физики и логики, сопротивлялась любому анализу. Он почувствовал, как неприятный холодок пробегает по спине. Это было не просто техническим сбоем. Это было предупреждением. Голосом самого Разлома.
– Разломы искажают сигналы, Эва, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал увереннее, чем он чувствовал себя на самом деле. – Мы близко. Слишком близко, чтобы полагаться только на технику. Нужно смотреть в оба. И слушать… слушать свои инстинкты.
Эва коротко хмыкнула, но ничего не сказала, лишь сильнее стиснула рычаги управления. Кайл повернулся к бронированному иллюминатору, отчаянно пытаясь разглядеть что-то в мутной, дрожащей дымке Пустоши. И вдруг он увидел это – не глазами, а скорее почувствовал, как удар под дых. Огромная, зияющая трещина в небе, шириной в несколько сотен метров, её края пульсировали холодным, призрачным, неземным светом, который, казалось, высасывал все краски из окружающего мира. «Эхо-7». Она была больше, чудовищнее, чем он ожидал, и казалась живой, как гигантская, кровоточащая рана, которая дышит, истекая тьмой и безумием. Свет, исходящий из неё, отбрасывал на выжженную землю искаженные, пляшущие тени, но тени эти двигались не так, как должны были, – они извивались, как клубок ядовитых змей, удлинялись и сжимались вопреки законам оптики, и исчезали, не оставляя следов, словно проваливаясь в другую реальность.