Недавно ставшие рабами и ещё не успевшие прослыть гладиаторами, десятки вашаков8 сейчас проводят ночь в тесной общей камере, едва освещённой лишь одним факелом. Эта ночь обещала быть длинной, так как на утро люди этого миролюбивого народа должны были отречься от своих идеалов и принципов, отбросить человечность ради выживания и навсегда забыть о возвращении в родные края, что так дороги каждому вашаку. Вдали от родины их сделают рабами, убийцами, перерезающими глотки своим же родственникам и друзьям на потеху толпе – но тому не бывать. И хоть это звучит героически и красиво, но славного в этом факте почти нет, ведь не бывать доблестному спасению из рук хондруферцев. Десятки вашаков: крепкие мужчины, женщины, старики и энергичные юноши, которых держали в клетках весь путь до Хондруфера – сплотились, дабы вырваться в ночи из цепких лап Хондруфера. Во главе этого малого общества встал старейший из них и провозгласил ослабевшим, спокойным и безнадёжным голосом, будто предзнаменуя конец существования:
– Никто нас не спасёт, кроме нас самих. Наше племя далеко, луга и деревья никогда более не предстанут нашему взору – только мрак этой комнаты остался последним пристанищем. – на секунду старейшина остановился, пройдясь взглядом по комнате и тем вашакам, что в безразличной ко всему безнадёжности вспоминали родину: костёр в центре кланового дома, охотники, вернувшиеся с добычей, девушки, напевающие под покровом алого заката праздничные песни – всё это утеряно. – Но мы всё ещё вашаки, гордые и сильные! – тихо проговорённые эти слова сумели отыскать отклик и разжечь малый светло горящий огонёк надежды. – Нам не бывать для хондруферцев жестокими убийцами! Мы не пойдём с клинком на родича! – тогда в голосе вашака что-то переменилось: отчаяние стало единым целым с надеждой, а решимость соседствовала с трусостью. – И лучше уж умереть вашаками этой ночью, в темноте, чем при свете Сэн пустить кровь товарищу и пасть от его же клинка хондруферским гладиатором! – после этих слов вашаки умолкли и, не сумев отыскать в своём положении ничего хорошего: ни капли того, что даст повод понадеяться на спасение, они с малой толикой безумия согласились со старейшиной – но тот продолжал внушать людям всё больше безумия от отчаяния. – Самоубийство – удел слабых, и мы заклеймим себя позором на всю жизнь, посему нам остаётся лишь душить друг-друга до тех пор, пока не испустим дух. Мы не прольём и капли крови, и сумеем остаться вашаками… – в один момент старейшина осознал, что только что сказал, и, ужаснувшись, ничего уже не мог поделать, так как безумие и отчаяние уже поглотило как его, так и толпу – и лишь один крепкий юнец из этих людей воспротивился и со слезами на глазах заговорил.