Над камином криво висело монументальное полотно, изображавшее какую-то давнюю баталию, где все сражались явно не за правое дело. Интуиция, а может, просто многолетний опыт общения с подобными Харгроуву типами, заставила проверить. За картиной обнаружился сейф. Распахнутый. И пустой, как обещания кандидата перед выборами. Кто-то точно знал, где искать и что забрать. Или, что важнее, что не оставлять.
Сам камин представлял собой холодную, заиндевевшую пасть, полную сажи. Почти полную. Несколько обугленных клочков бумаги цеплялись за решетку. Я осторожно поддел их кончиком пера. Большинство рассыпалось в прах, но один упрямый уголок сохранил остатки изображения. Логотип. Частичный, но достаточно узнаваемый: стилизованная литера «М», принадлежавшая «Монолит Индастриз». Контора Маркуса Торна. Заклятого конкурента Харгроува. Интересное кино.
Сюжет начал отращивать свои обычные колючие ветви, каждая из которых сулила лишь новые царапины. Миллер все еще топтался у двери, словно ожидая разрешения войти или исчезнуть. – Что-нибудь, детектив? – Несколько сувениров на память, – отозвался я, выпрямляясь. – Богатый покойник, грязная смерть и список тех, кто желал ему такой участи, который, похоже, будет расти с каждой минутой. Он сглотнул. – И что теперь? Мой взгляд переместился с пакетика с сережкой на мысленный образ хищной ухмылки Торна, а затем – на зияющую пустоту вскрытого сейфа. Дождь за окном усилился, каждая капля вбивала свой гвоздик в крышку гроба этой ночи. Впереди маячил мой кабинет, больше похожий на склеп, где тишина всегда была готова заключить в свои холодные объятия, и город, как обычно, подсовывал свою нечестивую троицу вариантов. Игра в наперстки, где под каждым из них тебя ждет оскал черепа.
Глава 2: Камень цвета ночи
Утро сочилось в щели между жалюзи моего кабинета неохотным, серым светом, словно ночной сторож, не желающий сдавать смену. Дождь, мой неутомимый аккомпаниатор, сменил яростный барабанный бой на заунывное шуршание, будто устал оплакивать этот пропащий город. Кофе на столе давно превратился в холодную, горькую жижу, но вкус во рту был еще гаже – привкус дела Харгроува.
Я вытряхнул сережку из пакета на потрескавшуюся поверхность стола. Под тусклым светом лампы камень – иссиня-черный, почти поглощавший свет – казался осколком застывшей полуночи. Оправа, тонкая работа, вилась вокруг него, словно когтистая лапка какого-то экзотического зверька. Вещица дорогая, определенно не из тех, что покупают на воскресной ярмарке. И уж точно не из коллекции покойной миссис Харгроув, чьи вкусы тяготели к массивности и демонстративной респектабельности. Эта серьга была иной – она шептала о тайне, о чем-то запретном, возможно, даже опасном.