Не время ли, братия, речью старинной
Начать эту повесть за русской братиной
Про Игоря, в путь протрубившего сбор,
И, павших оплакав на тризне прощальной,
Поведать всю правду о рати печальной,
Бояновым замыслам наперекор?
Ведь вещий Боян, приступая к напеву,
То мыслью своей растекался по древу,
То волком кружил по яругам степей.
И, помня начало усобиц и схваток,
Боян выпускал соколиный десяток
На белую стаю гусей-лебедей.
И с трепетом к облаку лебедь взмывала,
Заздравную песнь Ярославу слагала,
Мстислава она величала потом
За то, что зарезал Редедю, не дрогнув
Один перед полчищем диких касогов,
Ударив наотмашь каленым ножом.
Однако, напев зачиная старинный,
Боян не десяток пускал соколиный
На белую стаю гусей-лебедей,
Но вскладывал, ведая чары иные,
Волшебные пальцы на струны живые —
И те рокотали во славу князей.
Начнем эту повесть хвалой Мономаху,
Кто дерзкую мысль заострил об отвагу,
Кто клятвою смелое сердце скрепил
И двинул полки в половецкие дали,
Державным мечом высекая скрижали,
Которые Игорь прочел и забыл.