Когда супружеская чета Маддалони вместе с юной маркизой Гверрацци вошли в свою ложу, зрительный зал загудел, как растревоженный улей. На них вмиг были обращены сотни пар любопытствующих глаз. Казалось, что гвоздем вечера была не Катерина Габриэлли[74], исполнявшая партию Арджене в опере Йозефа Мысливечека[75] «Беллерофонт»[76], а родственное трио в ложе первого яруса.
Складывалось впечатление, что все посетители театра вместе с программкой получили информационный листок о том, что на этом представлении смогут увидеть редкую диковинку – тайную дочь герцога Маддалони, которую отец скрывал по какой-то неведомой, но, вероятно, веской причине, и что они непременно станут свидетелями семейного эскляндра[77], ведь вряд ли между старшим братом и младшей сестрой в таких обстоятельствах могут быть нормальные, теплые, дружеские отношения.
Зрители шушукались, переговаривались, указывали в их сторону лорнетами[78] и веерами. Поначалу Фьямма от такого пристального внимания смутилась и спряталась за спину брата, но Хасинта вдруг взяла ее под руку и, склонившись к ушку, зашептала:
– Давай сделаем вид, что я, испанка, рассказываю тебе, неаполитанке, как устроен зрительный зал театра. Утрем этим любопытствующим носы. Покажем им, что мы прекрасно ладим.
Всё это герцогиня Маддалони проговорила с чарующей улыбкой, указывая сложенным веером то в сторону пустующей королевской ложи, то в сторону часов над сценой. Издали и впрямь можно было подумать, что Хасинта Милагрос примерила на себя роль итальянского чичероне[79].
Такая поддержка оказалась как нельзя кстати. Именно в тот момент Фьямметта Джада решила, что юная герцогиня обязательно станет ее подругой.
Собственно, так оно и произошло. Жена брата за истекший год действительно стала Фьямме очень близка. Они с Хасинтой быстро поладили. Этому способствовало то обстоятельство, что Фьямметта Джада в совершенстве владела испанским. Донья Каталина, бывшая няней, а теперь ставшая ее дуэньей, родилась в той же стране, что и Синта. Она привыкла общаться с воспитанницей на родном языке.
Трехлетняя разница в возрасте между куньятами[80] была не столь значимой, чтобы это каким-то образом могло помешать дружбе. При более тесном общении обнаружились и сходство в мировоззрении, и близость темпераментов, и говорливость обеих. Это наложилось на изначальную приязнь друг к другу и полное отсутствие у них иных подруг.