Его книга о патологиях, в которой он уделял особое внимание смертельным ранениям и способам установления их вероятных причин, вошла в число образцовых трудов в своей области. Кроме того, ввиду прошлых заслуг перед полицией имя Джорджа Эббершоу было на слуху, и к его мнению прислушивались в Скотленд-Ярде.
Ныне же доктор находился в отпуске, и та необычайная щепетильность, с которой он подошел к своему утреннему марафету, позволяла предположить, что он гостил в Блэк-Дадли не только ради живительного воздуха Саффолка.
К своему собственному удивлению и недоумению, он влюбился.
Джордж вмиг распознал у себя симптомы любовной лихорадки и не думал тешиться самообманом, а со своей обычной тщательностью решил избавиться от тревожащих чувств с помощью одного из двух испытанных человечеством методов: разочарования в избраннице или женитьбы на ней. Вот почему, когда Уайетт Петри уговорил его выбраться на уик-энд в загородный дом своего дяди, Эббершоу выставил условие: Маргарет Олифант тоже будет там.
Неизвестно, как Уайетту удалось убедить ее, но она была здесь, в поместье.
Джордж Эббершоу вздохнул и позволил мыслям лениво течь в направлении хозяина вечеринки. Странный юноша был этот Уайетт – из Оксфорда выпархивало немало юных дарований, одержимых теми или иными идеями. Уайетт обладал хорошими манерами и слыл одним из лучших выпускников. Эббершоу питал к нему безмерную благодарность. Господи боже, какой притягательный профиль у этой особы, Маргарет, и при этом она не только красива, но и умна! Ах, если бы только!.. Он взял себя в руки и мысленно упрекнул себя.
Эту проблему следовало решать, как и любую другую, пристойно и надлежащим образом.
Он должен поговорить с Маргарет, узнать поближе, выяснить, что ей нравится, о чем она думает. Неожиданный звон обеденного гонга вырвал его из этих мечтаний, и он поспешил вниз по тюдоровской лестнице, взволнованный, как никогда прежде.
Каким бы мрачным и отталкивающим ни выглядел Блэк-Дадли снаружи, внутренние помещения его поражали в не меньшей степени. Здесь присутствовали те же признаки запустения, коснувшиеся парка, но и в стенах, обшитых темными панелями, и в почерневших рамах написанных маслом картин, и в дубовой мебели с искусной резьбой, которой не касался полироль, проступало былое величие, хоть и несколько запылившееся.