А Соловей-разбойник только того и ждал. Рванулся из мешка ослабевшего – и был таков, только его и видели! Свистнул на прощанье – да так, что и конь под Ильей попятился.
Остался Илья Муромец один посреди поля чистого. В руке – цепочка золотая, а перед ним – трава-мурава, на которой, может, и были гостинцы чудные, а может, истаяли уже, как утренний туман. А в ушах еще долго стоял свист разбойничий да смешок ехидный.
Почесал Илья в затылке: сила силой, а ухо востро держать надо, да и на блеск чужой не больно-то заглядываться. А то, глядишь, и победа твоя обернется пшиком, а разбойник улетит на волю вольную.
В книгах мудрых говорится о странном пути, предначертанном тем, кто ищет Истину. Путь этот зовется Бегством. Не тем бегством, что от страха перед врагом или погоней, но иным – глубинным, сущностным. Ибо сказано древними: философ, мудрец, всякая душа, взыскующая горнего, непременно должна совершить побег. Стезя беглеца – не прямая дорога, а спираль, где каждый виток – новое понимание самого побега.
Откуда и куда? Отчего бежать тому, кто обрел, казалось бы, покой в знании? Великий Плотин, чья мысль парила в эмпиреях духа, дал ответ в своих «Эннеадах». Он говорил: мир сей дольний опутан тенетами зла, законом глухой необходимости, что связывает душу, влечет ее вниз, к материи, к забвению. Зло здесь не обязательно рыщет с оскаленной пастью; оно – в самой косности бытия, в предсказуемости путей, в забвении первоисточника. Оно «повсеместно», как прах времени, что цепкими пальцами тянет крылья души к земле.
И душа, помнящая иное отечество, тоскует и «всячески стремится избежать зла». А раз зло здесь, значит, бежать нужно отсюда. «Самим нам нужно спасаться бегством», – учит Плотин.
Но что это за бегство? Не просто смена места, не переезд в другую страну или город. Это бегство становится подлинным лишь когда превращается в бегство от самого себя прежнего. Платон дает ключ: «Бегство – это уподобление Богу». Вот истинная цель и суть этого странствия. Ибо уподобление Богу – это не внешнее подражание, но пробуждение того божественного семени, что дремлет в глубине каждой души. Бежать – значит отрясать с себя прах привычки, сбрасывать оковы, выбираться из лабиринта необходимости с его зеркальными стенами ложных отражений, разрывать узы, привязывающие к дольнему. Бежать – значит устремляться мыслью и сердцем к Тому, Кто есть чистая свобода, чистый свет, абсолютное бытие. Как у Джалаладдина Руми, это бегство не столько