– А ты боишься, что увидит что?
Лена замолчала. Смотрела, как ветер треплет почки на деревьях.
– Боюсь, что увидит пустоту, – прошептала она.
Ирина положила руку на её плечо – тёплую, крепкую, настоящую.
– Пустоту невозможно нарисовать. Там обязательно что-то есть. Главное – найти того, кто сумеет это увидеть.
Лена кивнула. Неуверенно, но будто внутри что-то щёлкнуло.
– Найдём его? – спросила она.
– Найдём, – уверенно ответила Ирина. – У меня связи: соседка многие связи “подкармливает”.
Они обе засмеялись. Но внутри у Лены впервые за долгое время стало чуть легче. Как будто в этом странном городе и в этой странной идее с художником было что-то… живое.
Подруги недолго раздумывали: Ирина нашла через знакомую номер телефона художника. Позвонили.
Голос Ивана был спокойный, немного усталый.
– Простите, но я не смогу вас принять, – сказал он после короткого рассказа Лены. – У меня всё расписано на несколько месяцев вперёд. К тому же… это не та ситуация, где я действительно могу быть полезен.
Он повесил трубку вежливо, но окончательно. Лена почувствовала досаду, смешанную с облегчением. Значит, не судьба.
Но уже на следующее утро телефон Ирины зазвонил.
– Это Иван Морозов. Освободилось окно. Я готов взять вас, если вы всё ещё хотите.
– Почему вы передумали? – удивлённо спросила Ирина.
– Не знаю. Просто… проснулся сегодня с ощущением, что должен. Видимо, интуиция.
Когда Лена услышала это, у неё внутри будто что-то повернулось. Решение пришло само собой.
Принцип работы Ивана был необычным и почти сакральным.
Он просил, чтобы человек, для которого предназначалась картина, провёл с ним семь дней. Пять дней он "наблюдал душу" – не писал, не делал набросков, просто разговаривал, задавал вопросы, смотрел, как человек двигается, смеётся, плачет, готовит чай, читает. Иногда просил рассказать о снах, иногда – молчать рядом с ним на веранде под дождём. Говорил, что «душа говорит через детали».
– Картина не копирует человека. Она отражает его суть, – объяснил Иван по телефону. – А чтобы её уловить, нужно замедлиться и почувствовать. Только тогда кисть сама знает, куда лечь.
На шестой день он начинал писать. Работал прямо при человеке, не прячась, как будто между ними не было преград. На седьмой день – финальные мазки. Часто это было что-то неожиданное: пейзаж, животное, деталь из прошлого. Но в каждой картине будто был ответ – на внутренний запрос человека.