Что-то в этом мальчике – в его вихрастой макушке, в том, как он хмурил брови, вцепившись в карандаш, – тронуло Аню. Может, это была его хрупкость, почти незаметная на фоне грубых стен и облупившейся краски. А может, одиночество, которое она уловила в его сгорбленной спинке. Её сердце, так долго скованное болью, и будто окаменевшее, неожиданно дрогнуло. Почему-то ей очень захотелось поговорить с этим вихрастым мальчуганом.
– Привет, – негромко обратилась она к малышу, сделав шаг ближе. Её голос прозвучал мягче, чем она ожидала, словно боялся спугнуть момент. – Что рисуешь?
Мальчик вздрогнул, его рука замерла над бумагой. Он поднял глаза – большие, тёмные, с длинными ресницами, в которых читалась настороженность. Но в них не было страха, только любопытство, смешанное с чем-то, что Аня не сразу смогла понять. Он молчал, словно оценивая, стоит ли отвечать. Потом, будто решившись, подвинул фанеру так, чтобы она могла увидеть.
На бумаге, неровными, но старательными линиями, был нарисован дом. Небольшой, с покатой крышей и трубой, из которой вился дым. Рядом – дерево, а под ним фигурка, похожая на собаку. Всё было таким простым, детски-наивным, но в этом рисунке чувствовалась тоска, очень знакомая Ане. Она вдруг вспомнила, как сама в детстве рисовала дом – свой, тот, где мама пекла пироги, а папа мастерил скворечник. Дом, которого у неё сейчас не было. Конечно, родительский дом в деревне никуда не исчез. И квартира, которая осталась ей от мужа, тоже не пропала. Но теперь она казалась совсем пустой и холодной, хотя, как многие «хрущевки» с толстыми кирпичными стенами, зимой была даже жаркой.
– Красивый дом, – сказала она тихо, опускаясь на корточки, чтобы быть на одном уровне с мальчиком. – Это твой?
Он покачал головой, и его взгляд снова упал на рисунок.
– Нет, – голос был тонким, но твёрдым. – Это просто… так, придумал. Он помолчал, а потом добавил, будто доверяя ей секрет: – Там, в доме, всегда тепло. И пахнет хлебом, как у нас в столовой, когда повара булочки пекут.
Аня почувствовала, как горло сдавило. Она хотела спросить, где его настоящий дом, кто он, почему прячется здесь, но слова застряли. Вместо этого она сказала:
– Знаешь, у меня тоже был такой дом. Давно. И там тоже пахло хлебом.
Мальчик посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то новое – словно он впервые почувствовал, что его понимают. Он протянул ей карандаш.