Прости, что я не решалась ответить тебе раньше. Прости, если вновь стану отравой воспоминаний, которые были близки твоему сердцу. Прости, если мое время на этих листах остановится где-то посередине вместе со стуком подушечек пальцев по столу, которые таким звуком вполне могут заменить вечно опаздывающие стрелки настенных часов. Я смотрю на них по нескольку раз в день, хотя мне уже не нужно следить за временем. Тому, кто никуда не спешит, больше нечего ждать, а для тех, кто ничего не ждет, все вокруг приобретает безликую форму, превращаясь в безжизненный поток сменяющихся сезонов года. Разве не это самый большой страх и самое большое наказание – продолжать жить, зная, что завтра тебя встретит лишь пустота, огромной дырой затягивающая навсегда ускользающие от тебя мгновения вечности? Вот она, моя расплата и мое раскаяние – одиночество с кривыми запятыми из морщинистых складок под крыльями сутулого носа, с глубоко впившимися перпендикулярными линиями между бровями, навсегда утерянной улыбкой, с душой, насквозь пропитанной болью и отчаянием.
В твоих ранних письмах я всегда находила один и тот же вопрос: «Зачем?» Знаю: что бы я ни ответила тебе тогда, ни одно бы слово не объяснило и не оправдало меня перед тобой. Юность не в силах даже понять то, что мы способны простить лишь в старости. И лишь теперь, подойдя к той черте, которая вот-вот закроет передо мной все двери прошлого и навсегда смахнет, как пыль, все плохое и хорошее вместе с их владельцем, я поделюсь с тобой тем единственным, что хоть как-то пояснит причину моего необъяснимого поступка.
В посылке ты найдешь ее! Мой смысл, мое сокровище, мою исповедь – мою Аэллу. В ней ты получишь ответ на свой вопрос: «Зачем?» И если не простишь меня, то станешь единственным свидетелем того, как я сама, следуя за невидимой звездой, искалечила свою дорогу под названием «жизнь». А помнишь, как все начиналось?..
Первые воспоминания уносят меня на четыре десятилетия назад, в прошлое, когда мы с университетскими ребятами (нас было в компании четверо: я, Энн, Дэн и Мэтт) одновременным пинком ноги открыли дверь нашего колледжа и выкрикнули: «Черт возьми, наконец-то мы свободны!»
Еще недавно нам казалось, что наши мучения не закончатся никогда, – и вот мы выпускники! Жизнь всегда ускоряет события, которых ждешь, как тебе думается, слишком долго. И вот мы уже в шумном веселом баре после шампанского пьем на брудершафт ром с текилой, разбавляем «Маргариту» «Бейлисом», поджигаем «Б-52» с «Халком» и мешаем «Белого русского» с «Негрони», пуская в лицо друг другу фоторамки из облаков белого дыма. Да, у нас в то время были совсем другие увлечения вместо романтических посиделок в неуютных тихих кафе и скучных выпускных вечеринок. Нам хотелось того, чего нельзя было получить, умирая со скуки с занудами-однокурсниками, – того, что было под запретом, того, что давало нам больше свободы, больше новых ощущений, легкости и нескончаемой энергии, льющейся в тебе через край в такт электронной музыке. Те минуты, в которых ты – это лучшая версия себя. Моменты, в которых можно влюбляться и прощать без оценивающих мыслей, легко заводить знакомства, обнимать и целовать незнакомцев, когда все другое – запахи, лица, вкус. Можно ощутить кончиком языка даже воздух, впитывать его кисло-сладкое послевкусие быстрыми глотками, словно котенок, только научившийся лакать из миски теплое молоко. Утопать в состоянии, где даже музыка другая – твоя. Ты сливаешься с ней уже с первых секунд вступления. Она входит в тебя полностью одним движением, как выстрел, как укол опытной медсестры, как заноза, пока ты не становишься частью ее непрекращающихся звуков. Они бьются в тебе, грубым басом откликаются в унисон с каждым ударом сердца, а громкие вибрации заставляют поднывать низ живота. Иллюзия совершенства, полной беззаботности и уверенности, что способен на все! Разве можно отказаться от таких ощущений и не хотеть испытать их вновь, глубже и осознаннее, только чтобы найти ключ, который за пару мгновений унесет под пелену лазурного неба, в мир, подсознательно созданный тобой, в котором ты сам режиссер своего же фильма. Именно в такие минуты я чувствовала все по-настоящему, понимала, что я – это я, полностью принимала себя как есть, со всеми недостатками и несовершенствами. Это был единственный настоящий мир, в котором каждый миг ощущался так сильно и страстно, будто это и есть совершенное течение времени, где оно, это время, не ощущается вовсе.