– Должен тебе сказать, у нас теперь, так сказать, серьезное государство.
После этого Щурик выкурил подряд еще две сигареты. И снова из облака дыма прозвучало:
– А это означает, что вот это, здесь, не какой-нибудь монархический парад или оперетта, или тому подобное.
Чтобы подвести итог, Щурику потребовалось еще две сигареты:
– Скажешь на складе, что я сказал выдать тебе рабочий халат, в количестве одна штука! И еще им скажи, что я сказал тебе подписать расписку… А сейчас ты, скажем так, свободен… Но сперва отдышись, посиди немного на скамейке в коридоре, не хочу, чтобы ты на улице упал в обморок…
И крикнул:
– Коста, заводи следующего! И выбрось окурки!
В кабинет вошел молодой человек в форме, за ним – бывший домовладелец Ягодин, бледный, лицо покрыто капельками пота. Щурик потребовал от Косты пепельницу побольше, потому что дело Ягодина покрупнее предыдущего. Потом стал постепенно добавлять:
– Может, и господин Ягодин… ну, скажем, закурит… или еще лучше… угощайтесь, Ягодин… заткните ее сразу за ухо… а там посмотрим… Я бы не отказывался на вашем месте… какая разница, курите вы или не курите… да это для вас и не табак… это для вас, скажем так, лишние пять минут жизни…
В 1948 году, услышав, что Тито сказал Сталину свое историческое «НЕТ!», кадровик Щурик машинально схватился за сигареты, затянулся, закашлялся и умер на месте. Избежав тем самым ареста и отправки в концлагерь на Голом острове.
Лесенка
Симонович никогда не жаловался – ни молодым, ни позже, когда состарился. Сначала он долгие годы ходил мыться в общественный душевой павильон, но в начале шестидесятых переделал для своих гигиенических нужд одну из кабинок туалета, предназначенного для посетителей летней веранды «Сутьески». Установил там душ. Чего еще желать?!
Примерно в то же время, то есть когда он начал чувствовать бремя лет, Симонович приобрел лесенку, и теперь ему не нужно было подпрыгивать, когда он хотел бросить взгляд на то, что творится за окном. Господи, лесенка, какое же это грандиозное изобретение! Летаем в космос, а лесенку забыли. Стоит сделать шаг и встать на вторую перекладину, сразу больше видно. Встанешь на третью – и можно сколько угодно любоваться через окошко на осенний или зимний день.
А в первые же дни весны – на воздух! Квартира-кладовка была единственным помещением, выходившим на летнюю веранду кинотеатра, и Симонович, когда не было сеанса, в полном одиночестве наслаждался несомненно самым большим двором в центре города. Ха, в его распоряжении было около трех сотен раскладных стульев. Он мог пригласить в гости больше людей, чем глава городской власти. А как билетер с многолетним стажем он действительно был знаком с гораздо большим числом жителей, чем все главы городской власти, вместе взятые. Однако ввиду природы своей работы он избегал тесного общения с посетителями кинотеатра. Опасался, что слишком большая близость может в каких-то обстоятельствах заставить его отступить от принципа беспристрастности.