Коттедж был небольшим, даже тесным. Одна просторная, но мрачная комната с низким, давящим потолком, поддерживаемым толстыми, темными от времени и копоти дубовыми балками. В дальнем конце комнаты зиял огромный, почерневший от многолетней сажи камин, больше похожий на вход в пещеру. Эта комната, очевидно, должна была служить ему и спальней, и гостиной, и кабинетом. К ней примыкала крохотная, размером со шкаф, кухонька с грубой каменной раковиной, покрытой зеленым налетом, и маленькой, проржавевшей чугунной дровяной плитой, на конфорках которой виднелись следы чьей-то давно выкипевшей еды. Обстановка была более чем спартанской, почти аскетичной: древняя деревянная кровать с провисающей до самого пола панцирной сеткой и комковатым, слежавшимся матрасом, от которого исходил слабый запах прели; грубо сколоченный из неструганых досок стол, шатающийся при малейшем прикосновении; пара таких же шатких, разномастных стульев, один из которых был с треснутой ножкой. На маленьких, глубоко утопленных в толщу каменных стен окнах – серые, истлевшие остатки чего-то, что когда-то, возможно, было ситцевыми занавесками, теперь больше похожие на паутину, забытую гигантским пауком. Настоящая же паутина, густая и пыльная, свисала тяжелыми фестонами из всех углов, с потолочных балок, словно мрачные декорации к какому-то готическому спектаклю, поставленному самой природой. Пыль лежала толстым слоем на всех поверхностях, словно саван.
«М-да, – хмыкнул Артур, ставя на неровный каменный пол свою видавшую виды спортивную сумку, единственную спутницу в этом путешествии в неизвестность. – Доктор Эванс был бы в полном, просто неописуемом восторге. Единение с природой в ее первозданном, слегка, так сказать, запущенном виде. Терапия погружением, не иначе». Он попытался пошутить, но голос прозвучал глухо и неубедительно даже для него самого.
Он медленно прошелся по комнате, стараясь не задевать свисающую паутину. Старые каменные плиты пола были неровными, холодными и скользкими от сырости даже сквозь толстые подошвы его походных ботинок. В маленьких, мутных оконцах, больше похожих на бойницы, виднелась все та же непроницаемая стена леса. Казалось, деревья – узловатые, кряжистые дубы, мрачные тисы и колючие заросли боярышника – подступают к самому дому, их скрюченные ветви царапали по стеклу при каждом порыве стылого ветра, словно костлявые пальцы мертвецов, пытающиеся проникнуть внутрь, дотянуться до него. Чувство тревоги, смутно зародившееся еще на подъезде к деревне, теперь обрело плоть и кровь, превратившись в гнетущее, сосущее под ложечкой беспокойство. Это был не панический страх, нет, Артур не был трусом. Скорее… ощущение себя чужаком, нарушителем границ, вторгшимся на чужую, очень древнюю территорию, где ему отнюдь не рады, и где каждый камень, каждое дерево помнит то, о чем люди давно забыли.