Две маленькие тени полезли по забору, а с него перебрались на скособоченную крышу крайнего гаража. Где-то далеко залаяла собака. «Это не Рекс», – подумала Рут и уцепилась за ладонь брата. Разница в возрасте у них была небольшая, но рука Давида казалась Рут огромной и самой надежной в мире. Этой рукой Давид прикрывал глаза Рут, когда отец особенно расходился, этими ладонями закрывал её маленькие ушки, когда родители скандалили за стеной. Рут бегала за ним точно хвостик, но не осознавала самого чувства привязанности, только четкое понимание, что так должно быть, и Давид был с ней в этом молча согласен. Они не нежились, как другие братья и сестры, их отношения походили больше на деловые, где они выживали, держась друг за друга, но не давая волю чувствам. Чувства – это шумно, громко и страшно. Давид был не менее терпеливый, чем Рут, только ко всему прочему он слишком рано вырос и давно нес ответственность и за себя, и за Рут, и даже за мать.
– Мы садились на самый краешек, но Давид всегда проверял, не слишком ли я близко сижу. Темно было, жуть, особенно в безлунные ночи. Темно, холодно, и комары кусали так, что я потом неделями чесалась, но мать тогда была в депрессии, в самом её пике, так что за нами никто не приглядывал. Никто даже не замечал, что нас ночами нет дома, не то, что говорить о комариных укусах. Маму забрали в начале осени, как раз после Персеид.
Небо мелкой строчкой рисовалось метеоритами. Рут разинула рот, не в силах сдержать эмоции. Давид смотрел то на небо, то на сестренку и не переставал улыбаться. Ничто так не вдохновляет, как шок в глазах близкого, особенно шок приятный.
– Тогда я не знала, что это называется метеорный поток Персеиды. Для меня это было явление самого космоса, знак лично мне. Я помню, что вцепилась в руку брата обеими руками от волнения и просидела так до самого утра. Знаете, когда так много чувств внутри, что тело не может препятствовать их выражению. Особенно это хорошо видно на детях. А теперь по мне, наверно, ничего не видно. – Голос стих, где-то вдали мерно шаркали тапочки, кто-то шел к посту медсестер. Рут потянулась рукой к телефону, но шедший вдруг замер и свернул куда-то в дверь.
«Сергей Геннадьевич пошел курить, как по часам», – подумала Рут и убрала руку с телефона. Тусклый белый свет экрана напоминал ей о первом её фонарике – подарке пьяного отца, когда она ещё смелая и маленькая сбегала из дома за поселок, чтобы смотреть на небо и ждать инопланетного визита. Все думали, она станет астрономом, а Рут стала психиатром.