"Михримах! Смотри, что я построил!" – крикнул Селим, показывая на горку из камешков.
Баязид тут же попытался ее разрушить, и завязалась маленькая потасовка. Мехмед вздохнул и пошел их разнимать с достоинством старшего брата.
Михримах наблюдала за ними, улыбаясь. Это был ее мир, ее семья. Но даже в их детских играх иногда проскальзывали отголоски мира взрослых. Однажды, когда Мехмед слишком увлекся игрой в падишаха, один из евнухов мягко поправил его, напомнив, что есть только один падишах, а Шехзаде Мустафа – старший.
При упоминании имени Мустафы всегда наступала неловкая пауза. Михримах почти не видела Шехзаде Мустафу. Он жил в других покоях, у него была своя мать, Махидевран Султан, которую Михримах знала только по редким, напряженным встречам и по тому, как менялось лицо матери при ее имени. Мустафа был старшим Шехзаде, любимцем янычар и народа. И он был главным претендентом на трон после отца.
Хюррем никогда не говорила плохо о Мустафе или Махидевран в присутствии детей, но Михримах чувствовала – между их семьями лежит невидимая стена. Мать учила ее быть вежливой и почтительной со всеми членами династии, но в то же время давала понять, что их ближайший круг – они сами и их братья – особенный, отдельный.
Иногда, проходя по коридорам дворца, Михримах видела других женщин гарема. Некоторые были красивы, другие – просты. Все они жили надеждой привлечь внимание падишаха или просто провести жизнь в стенах дворца, служа династии. Но никто из них не обладал тем положением, что ее мать. И никто из них не смотрел на Михримах так, как смотрели на дочь Хасеки Султан.
Она была *единственной* дочерью Сулеймана Великолепного и его законной жены. Этот факт окружал ее ореолом исключительности. Калфы учили ее гордиться этим, держать спину прямо, говорить четко и уверенно. Учили ее, что она – кровь династии, та, кто свяжет будущее с настоящим через свой брак.
Михримах не до конца понимала, что значит "связать будущее". Но она чувствовала, что ее жизнь уже предначертана, что она – драгоценный камень, который будет использован для украшения и укрепления короны. Золотая клетка была не только местом роскоши и безопасности, но и местом, где ее готовили к роли, которая выходила далеко за пределы детских игр.
К концу дня, уставшая от уроков и игр, Михримах возвращалась в покои матери. Снова запах розовой воды, мягкий свет, успокаивающее присутствие Хюррем. Иногда падишах приходил к ним, и эти вечера были самыми счастливыми. Сидя на коленях у отца, чувствуя его силу и любовь, слушая его рассказы о походах или мудрых правителях прошлого, Михримах чувствовала себя самой счастливой девочкой в мире.