Потом был парк… прибрежный, ухоженный. Широкая река, ленивая и величественная, несла свои воды так медленно, что казалось, время здесь остановилось, а течение обратилось вспять. Слева, шумная артерия моста, пульсирующая городским трафиком, соединяла разрозненные берега. Справа, в полукилометре, ажурная вязь пешеходного моста, как ожерелье, искрилась неоновыми огнями. И вот, из-под ажурной тени подвесного моста, словно видение, скользнула узкая байдарка, ведомая гребцом средних лет. Стая диких уток, почетный эскорт, клином рассекала воду, сопровождая его стремительное движение. Весло работало плавно, ритмично, будто сердце реки. Мгновение – и байдарка, в сопровождении своей пернатой свиты, пронеслась мимо, исчезнув под сводами городского моста, устремившись к пригородным далям. Утки, эти бесконечные путники, покорно следовали за гребцом. Несменяемые жители этой реки, они не знают далеких странствий, оставаясь здесь, в самом сердце зимы. Когда река сковывается ледяным панцирем, превращаясь в оживленную улицу для гуляющих, в укромном уголке, где теплая струя бьет ключом из недр городской жизни, разверзается незамерзающий оазис. Здесь, словно в зеркале, отражаются зимние небеса, и дикие утки находят свой приют. Щедрые дары сердобольных рук питают их в стужу, и зимний трескучий мороз теряет свою власть над этим живым уголком.
С моего места открывался вид на противоположный берег, пульсирующий жизнью людской толпы. Там царило массовое гулянье, неразличимое в деталях, но красноречивое в своих общих очертаниях. Лица тонули вдали, но выразительность движений, живой язык жестов, рисовала калейдоскоп образов. Вот, например, вертлявая фигура среднего роста, тучный человек, не находящий себе места. Примостившись у уличного кафе, он сновал между разными группами – марионетка, дергаемая невидимыми нитями. Угадывался в нем Яго, не иначе. Одна группа виделась скорее собранием темноволосых людей, среднеазиатов, похожих на прислугу заведения, другая – не просто группа, а целая шайка крепких мужчин, напоминающая боевое подразделение. Присутствие этого Яго заставляло высматривать Отелло, но вместо мавра явился Чацкий, взъерошенный и пылкий. Он жестикулировал, выговаривая что-то юной особе, а затем, размахивая руками словно крыльями, отлетел в сторону шумной улицы, в беспокойстве ища свободный экипаж. Барышня, оставшись одна, застыла в недоумении, словно окаменевшая нимфа. Вскоре стало ясно, что Чацких здесь целый рой, ведь за свободное такси разгоралась нешуточная битва.