«Домой пойду…» – выдохнул я, позже, когда сумерки уже сгустились над прибрежным парком, и тени от берез и сосен легли на дорожки зыбкими полосами. Я сидел на скамейке, холодной от вечерней сырости, с чугунным литым узором опор и перил, с неуступчивой деревянной спинкой, ощущая усталость во всем теле.
«Куда?» – не поняла сидевшая напротив молодая женщина. В сумерках ее лицо казалось размытым, только движения были резкими и энергичными. Одной рукой она продолжала ритмично покачивать детскую коляску, другой – словно утоляя жажду, прикладывалась к бутылке пива, осушая ее с тяжелым вздохом. «Куда ты пойдешь?» – переспросила она уже с легкой хмельной вязкостью в голосе.
«Домой…» – повторил я тихо, снова вздохнув, оглядывая парк, наполненный вечерним покоем и приглушенными звуками. Здесь, среди неторопливых пенсионеров, молодых матерей с колясками, в зеленом царстве берез и сосен, я искал уединения, укрываясь от столичной суеты, иногда делая быстрые записи в блокноте.
«Домой… А где он, твой дом?» – усмехнулась женщина, в ее голосе прозвучала не то насмешка, не то грустная ирония.
И в самом деле… где же мой дом?
Годами, словно нить Ариадны, профессия вела меня сквозь лабиринты жизни, год за годом сплетаясь в полотно судьбы. Она обретала огранку, как драгоценный камень, искрясь в свете рамп и софитов, множась ролями и спектаклями, фестивалями и овациями. Артистический мир стал моим истинным пристанищем, моим кровом, моим дыханием жизни.
«Дом» – разве это только крыша над головой, защита от бурь и невзгод? Разве это лишь стены, ограждающие от хаоса внешнего мира? Разве это просто удобство и порядок?
«Дом» – это нечто гораздо большее. Это гармония, рожденная в глубине души, согласие между материальным и духовным, удовлетворение от содеянного, безбрежное чувство наполненности и смысла. Искать такую гармонию в нынешнем мире – роскошь, увы, почти недостижимая.
Мой разум, словно хамелеон, мгновенно адаптирующийся к любым реалиям, оказался для меня не даром, а проклятием. Эта удивительная гибкость, способность без видимых усилий погружаться в незнакомые области, обернулась трагедией, осознание которой приходит, когда уже засасывает топь обыденности. Иначе не объяснить, как годы моей жизни ушли на роль незаменимого технолога в царстве алюминиевого литья Димы Ломтева. Там, среди жара и копоти, я плел кружева технологических процессов, отвечая за совершенство каждого слитка. Я открывал секреты плавильщикам, как покорить отражательную печь, как удержать неуловимую температуру, как извлечь железо, как укротить строптивый цинк. Множество тончайших нюансов было в моей власти, и от них зависело качество продукции.