Ему не терпелось узнать, почему Ливи ранен, а Санториус умирает.
Фон Гейделиц спокойно смотрел на него. Хозяин «Доброй улитки» понял, что немец ему ничего не расскажет, если не захочет.
А захочет – расскажет сам, без понуканий. Поэтому он вздохнул и откланялся.
Едва трактирщик ушел, капитан велел Йохану и Ивару собираться.
– Нужно навестить пару-тройку мест, – пояснил он.
Гвардейцы поняли, что барон не хочет распространяться в трактире, где их могут незаметно подслушать.
Все трое, вооружившись и подмигнув Христиану, вышли в ночь.
Фон Гейделиц прихватил на конюшне небольшой жестяной фонарь, со свечным огарком. Когда они отошли от «Доброй улитки» на приличное расстояние, Ивар обратился к барону:
– Как думаете, господин капитан, зачем было сжигать таможню?
– Объяснений может быть множество, – ответил тот, подумав, – но я обязан подозревать самое для нас худшее.
– Что именно?
– Тот высокий хриплый господин, в черном, похоже, изрядно заинтересовался нами. Он мог прознать, что я передал через Кустодио письмо в Барселону.
– Вы думаете, что эти двое поджигателей стащили ваше письмо?
– Я обязан думать так.
– И что теперь будет?
– Если письмо попадет в чужие руки – мы раскрыты. Я там изложил все разведанные, которые выудил из маркиза де Каверака и шевалье де Антре.
Ивар присвистнул.
– Значит, мы обязаны вернуть письмо или уничтожить его. Или убедиться, что оно уничтожено.
– Да. Вот почему я иду на пожарище. Осмотрим то место, где была конторка Кустодио. Он при мне сунул письмо в стопку своих бумаг…
Через минуту троица была на месте. Здесь стоял горький запах гари. Кое-где еще курился дым. Сначала они обшарили все окрестные кусты, чтобы убедиться, что никто не ночует под ними, потом стали растаскивать доски и мусор.
Фон Гейделиц высек искру и раздул трут, чтобы запалить свой жестяной фонарь.
Под слоем досок и бревен они нашли раздавленные и обгоревшие остатки конторки и стула Кустодио. Поддев крышку конторки мечом, капитан обнаружил стопку папирусов и пергаментов. Они сильно обгорели, но поскольку лежали плотно, кое-что сохранилось.
Парусинового конверта среди документов не было.
Тщательно осмотрев все бумаги, фон Гейделиц устало распрямился.
– Что там, господин капитан? – поинтересовался Йохан.
– Похоже, мы опоздали, Йохан. Конверта тут нет. Пусть он и был из просмоленной парусины, но сгореть без остатка не мог. Если бы он загорелся, смола начала бы плавиться, потом гореть. Парусина исполняет роль фитиля. От нее должны были загореться другие документы. А здесь смотрите-ка – документы обгорели только снаружи пачки, а внутри – почти чисты…