Я аккуратно отодвинул полог ветвей и вступил в святую святых, в самое сердце этого сада. Тонкие веточки, покрытые молодой продолговатой листвой, ласково коснулись моих щек, и, подобно женской руке, скользнули по косматым волосам.
– Как давно я не был так близок с природой? Когда я последний раз оставался с ней наедине? – мысли щекотали мое сознание.
Шаг. Еще шаг. Ветви старой ивы сомкнулись за моей спиной, погрузив в легкий зеленоватый сумрак. Мои босые ноги ступали по прошлогодней листве, что сбереглась тут, вдали от прикосновения зимы. Озеро звонко пело многоголосием, втекающих в него, молодых весенних ручьев. По старой, шрамированной коре, сновали вверх-вниз недавно проснувшиеся белки, вновь осваивая прилегающие угодья. Высоко в кроне, пели птицы, настраивая на игривый лад все вокруг. Даже я не выдержал, насвистев пару нот знакомой мне мелодии.
Озеро, скрытое под кроной, было больше, чем казалось снаружи. Оно поражало воображение удивительной лазурью, походя больше на гладко отполированное зеркало, чем на поверхность воды. Я медленно опустился на травяной ковер, проведя пальцами по грани берега и воды. По руке пробежал приятный холодок от соприкосновения с живительной влагой.
– Почему же ты такое холодное, Озеро? – обратился я к новому знакомцу, как к некогда близкому другу.
– Оно всегда холодное. Даже летом, – чужой, незнакомый голос вывел меня из естественной эйфории.
Я весь сжался, ожидая удара в спину или петли на шее. Резко развернувшись, я огляделся, но за спиной лишь мирно покачивались ветви ивы.
– Тут подземные родники, поэтому и вода холодная. Купаться, даже летом, нельзя. Ноги сводит так, что можно утонуть. Вот и весь секрет, – вновь услышал я спокойный, задумчивый голос.
В этот раз я все понял и поднял глаза. На толстой ветке, болтая ногой, сидел черноволосый мальчик лет десяти. Он даже не смотрел на меня, полностью поглощенный своим занятием. В его руке, подобно бабочке, порхал нож, умело обтачивая деревянную заготовку. У мальчика это получалось настолько ловко, что я не мог отвести взгляд, наблюдая, как из бесформенной деревяшки проступают очертания борта кораблика.
Заметив мой неподдельный интерес, парнишка, сдув непокорную прядь, что так и норовила закрыть ему левый глаз, ловко спрыгнул ко мне на землю. На парне была серая льняная рубаха, подпоясанная обычной пеньковой веревкой, и штаны, закатанные до колен. Через грудь была переброшена простая холщовая сумка. Оценивающе осмотрев меня, он смело протянул руку.