– Кирилл, еще есть продукты? – обращаюсь к парню, а он кивает: – Сейчас твой хахаль принесет, – озвучивает он с широкой улыбкой, а я тут же развернувшись, иду снова на кухню.
Если честно, чтобы спрятаться после его слов. Знаю, что должна бы познакомить Никиту со всеми, кто тут есть. Но очень надеюсь, что встречая всех в гостиной и на подъездной дорожке, он уже справился с этим сам.
Слышу шаги позади себя уже через минуту и сразу же спрашиваю.
– Там еще много пакетов, Ник? – обращаюсь к нему не глядя за спину и наливая воду в чайник.
Но когда ноздрей касается запах мятной свежести, осознаю, что это парфюм совсем не Горского.
– У меня один, – хрипит знакомый до боли голос, и оставляет его на столешнице.
Чувствую его слишком близко к себе. Аромат его парфюмированной воды кажется слишком насыщенным. Настолько, что меня будто мутит. А еще кроме этого, я ощущаю его запах.
Это, знаете, у каждого человека есть свой феромон, не искусственный, а естественный. И, к моему большому сожалению, я помню исходящие флюиды от Беркутова.
– Хорошо, – киваю, резко выключая кран.
Его куртка практически касается моего свитера, а меня буквально начинает трясти.
– Отойди, пожалуйста, – коротко, но твердо я озвучиваю, и он поворачивается в мою сторону, тем самым увеличивая расстояние между нами.
– Я соболезную…
Коротко и глухо говорит он, но когда я вскидываю на него глаза, вижу, как даже на меня не смотрит. Будто ему даже от одной мысли, что он проявляет человеческие качества по отношению ко мне тошно. Становится снова больно внутри, и черт его знает отчего. Но я цепляю челюсти и выше поднимаю голову, нет, он не сможет больше сделать мне больно.
– Откуда ты знаешь?! – довольно резко звучит вопрос в ответ на его ненатуральное сочувствие.
– Услышал, как Морозова отчитывала Некрасову, – объясняет, а у самого желваки на лице гуляют.
– Не парься, – наконец, отхожу от раковины и ставлю чайник на панель: – Я не жду от тебя подобных проявлений.
Теперь его внимание сосредоточено на мне. Рассматривает стиснув зубы, и я чувствую вновь эту тучу, которой меня накрывает, когда он находится в опасной близости.
– Малышк…– в помещении внезапно появляется Никита, и я улавливаю едва заметную усмешку: – Я – Никита, – он ставит пакет рядом с тем, что оставил Горский, и тянет ему руку.