Зимин осматривался по кругу, по часовой. Подростки катались на электросамокатах и на полном ходу ели мороженное, шоколадное на палочке. Женщины с тяжелыми продуктовыми пакетами, сталкиваясь друг с другом по знакомству, долго болтали о чем-то невыносимо мещанском, до Зимина долетало что-то про гречу. Мужчин видно не было, но какие-то мужские звуки доносились со стороны руин старого завода царской еще постройки. Лязг, скрип, треск. Вывеска рядом объясняла, что там варят садовые беседки и могильные ограды, и варят недорого. У них же на заборе баллончиком было написано: «Извините, но все-таки хуй». Слева от магазина маленькая бабушка с коричневым, крепко сморщенным лицом продавала грибы кучками, белые и подберезовики. Продавала дорого. Зимин про себя подметил, что грибы в лесу имеются, что называется «пошли грибы», и это его наблюдение вполне можно считать роковым. Наконец, на самом магазине, рядом с плакатом о наборе контрактников, он заметил свежий баннер, красочный холст с люверсами. На баннере был напечатан исторический экскурс о том, откуда есть пошли Малые Колтуны – в честь шестисотлетия поселка, которое с шумом отпраздновали в одно из воскресений июля. С шашлыком в городском парке, с тиром и концертом группы «Рок-полуострова». Зимин не ходил.
Об истории поселка было написано неожиданно бойко, даже захватывающе. Начали с энергичного Ивана Грозного, воевавшего сразу во все стороны, закончили сонным Брежневым, воевавшим всего в одну. Многие приведенные детали локальной русской истории вызывали у Зимина любопытство. Интересно было про староверов, про деревянные скиты, затерянные в лесах и самосожженные в последствии. Особенно динамичным получился абзац про Гражданскую войну, про красных и белых. Автор статьи явно симпатизировал красным. Зимин успел прочесть все и даже начал было читать второй раз, когда его окликнули: «Здраствуйте, Павел?».
Зимин обернулся и сразу же втянул живот – перед ним стояла хрупкая девушка в легоньком платьице и улыбалась. Ее огненные на солнце волосы пребывали в беспокойстве, она беспрестанно поправляла их тонкими пальцами. Милая. Чем-то она напоминала жену Светлану в молодости. Зимин тут же признался, что он Павел, а девушка, волнуясь, стала рассказывать, как любит его песни. Они немного потрепались, а затем она, конечно, попросила автограф. Тут из голубой сумочки появился крохотный блокнот, девица с возбуждающим хрустом переломила его посередине, а затем достала совсем невероятное – шариковую ручку, которая пишет. Зимин наклонился и, собрав все остроумие, какое он прихватил в этот раз с собой, экспромтом набросал в блокнот какое-то глупенькое стихотвореньице. Посвятив его девице (ее звали Вета), он размашисто подписался. От блокнота пахло, и от этого тонкого, девичьего аромата у Зимина закололо в груди. Ему вдруг остро захотелось женской ласки, захотелось быть очаровательно молодым и шептать, шептать в нежные ушки… Но тут девушка взглянула в блокнот, и ее щечки мгновенно покраснели. Она растерянно спросила: «Вы… не Губкин? Извините, ради бога, простите, простите…» И девушка быстренько скрылась, звонко цокая копытцами…