– Эээ, не… Думаю, у попадьи он кантовался, – перебил Калиныча Кудыпаев.
– Это почему?
– Так слыхал я на медне – она Акимке кривому, охотнику, жалилась, что у ней говорящий ёж-матершинник завёлся: весь кагор для причастия выжрал и просфирки погрыз. Так пристрелить просила. Ну, Акимка ко мне: «Мол, того, попадья с кондыбаху схруснулась – лечить надо». Ну, я ему присмотреть пообещал, а сам думаю: твой-то, неужто ежиху оприходовал? Как, думаю, место-то причинное не поколол…
– Та не, никого он не того. Я ж его-то, как увидел по возвращению – чуть рукомойником не зашиб, не признал, бишь! Цвету чёрно-грязного, щетина отросла, как у тебя апосля рождественских, – ну, натурально ёж недомерок!
– Ну, вернулся – и то ладно. Ты, может, его ко мне приведёшь? Здоровье поправим – ежели там простудился али инфекцию какую подхватил?
– Не, дохтур, ты о нём забудь! Он как о тебе слышит – так его колотун пробирает такой, что изба трясётся. Матерится по-ипонски и по-нашенски, да ещё харакирием грозит. Так что, уж я его в чуйство сам приводить буду: репой натру, хрену в ухи на ночь напихаю, чтоб обдинзифицировать. А от апатии – знамо дело, средство найдём. Даже ежели мало будет – Пустобздяй к Анисье сбегает. Так что бывай, дохтур. До лета в гости не ждём, а там – может, и подзабудет обидки все.
– Погоди, Калиныч! Я ж забыл совсем. У меня к тебе ещё по делу интерес имеется. В нужнике такая сталагмита выросла, что по нормальному не сходить – колет, зараза, прямо промеж ягодиц. Я её скальпелем сковырнуть пытался – так она, паскуда, на морозе в твёрдость впала, я об неё штук семь затупил. Ты уж будь любезен – очеловечь клозет мой.
– Ну, давай, показывай свою Афонскую пещеру.
– Заезжай. А у тебя бочка-то выдержит? А то сталагмита размеров немалых будет.
– Ща разберёмся.
Заехав на засыпанный снегом двор «дохтура», Калиныч спешился и поковылял к сортиру.
– У, красотища какая! Даже рушить жаль! – уважительно пнув ногой замёрзшую вершину тёмно-коричневого айсберга, присвистнул Калиныч. – Тут без стакана не обойтись!
– Ща принесу – чистенького, медицинского. Ты только уж под корень её, голубчик, чтоб быстро-то не нарастала. А то ить сам знаешь – я на филейную часть-то слаб. Раза по три, а то и по четыре до ветру бегаю! – приговаривал фельдшер Кудыпаев, семеня к дому.